Первые японцы на иркутской земле
В декабре 1782 года из японского порта Сироко вышло судно с грузом дани для столичных правителей. Управлял судном 30-летний капитан Дайкокуя Кодаю. Несмотря на ожидавшуюся непогоду, капитан отдал приказ выйти в море. Так началась эта история, растянувшаяся на десять долгих лет.
Вскоре разразился шторм. Порывами ветра на корабле были сломаны мачты, вышел из строя руль. Трое суток бушевала стихия. А когда шторм утих, оказалось, что судно унесло в открытое море.
Корабль вез груз риса, им команда и питалась, для питья собирали дождевую воду. Но не было овощей и фруктов, и люди стали болеть. Вскоре один человек умер. Сам капитан, осунувшийся и похудевший, едва держался на ногах. Корабль находился в открытом море уже восьмой месяц, когда в августе 1783 года наконец-то показалась земля. Взяв с собой в лодку несколько мешков риса, котлы и одежду, команда высадилась на остров Амчитка, Алеутского архипелага. Местное население — алеуты — приветливо встретили моряков и пригласили их в свой поселок. Казалось, что несчастья позади. Все радовались своему спасению, были полны надежд на скорое возвращение домой. Ночью разразился шторм, и когда на следующий день команда пришла на берег, оказалось, что их корабль разбит в щепы о прибрежные скалы.
В это время на острове находились двое русских, работавших там по договору с купцом Шелиховым. Они занимались добычей и скупкой шкур нерп и котиков. Надо сказать, что торговля мягкой рухлядью (так раньше называли пушнину) была занятием весьма прибыльным. Например, одну шкурку морского бобра выменивали на четыре-пять листов табака. А в столице стоимость одной шкурки доходила до 170—180 рублей. Еще более прибыльным делом было возить шкурки в Турцию. Там за мех высших сортов можно было получить 800—900 рублей серебром, и даже за шкуры низшего качества давали по 20—30 рублей за штуку.
Русские объяснили Кодаю, что следующее судно подойдет к берегу не раньше чем через два года. А пока они предложили японским морякам заняться добычей нерпы и поселили их во временно пустовавших амбарах. Два года провели моряки в ожидании судна. Они надеялись, что смогут вернуться домой. На этом острове они похоронили семь своих товарищей. В сентябре 1785 года к острову подошел «Апостол Павел». Русское судно постигла печальная участь японского корабля, сильным ветром корабль разбило о прибрежные скалы. Экипаж перебрался на берег.
Казалось, что надеяться уже больше не на что. Но закаленные морем люди решили не сдаваться и начали сами строить корабль. С разбитых судов снимали снасти, доски. Инструментов не было, работать можно было только летом, которое длилось всего три месяца, и через два года корабль был готов. В июне 1787 года Кодаю с остатками команды наконец-то смог покинуть Анчитку, где он провел четыре года. Уже к августу моряки добрались до Нижнекамчатска, где были приняты как почетные гости майором Орлеанковым.
Дальше плыть было нельзя. Приближались холода, и пришлось остаться на зимовку. В этот год стояли страшные морозы, замело все дороги. Начался голод. Сначала закончилась вся мука, затем забили единственную корову. Какое-то время держались на рыбе, потом, отгоняя призрак голодной смерти, люди ели кору деревьев. Эту зиму не смогли пережить еще три члена экипажа. Весной, когда снег стаял, в живых осталось только шесть японцев и пятнадцать русских. В июне, едва окрепнув, они снова отправились в путь.
Кодаю хотел добраться до Иркутска, он надеялся, что генерал-губернатор сможет оказать содействие в возвращении на родину. И японские моряки упрямо шли к долгожданной цели. В порту Тагиль к ним решил присоединиться командир гарнизона лейтенант Адам Лаксман. Этому молодому человеку предстояло сыграть значительную роль в дальнейшей судьбе мореплавателей. В ту пору в Иркутске находился Эрик (Кирилл) Лаксман, отец Адама, который был командирован сюда в 1764 году. Известный естествоиспытатель изучал природу Дальнего Востока, имел чин профессора Петербургского университета и мечтал попасть на «золотой остров», так тогда называли Японию. Появление в Иркутске Кодаю очень обрадовало немолодого уже профессора и возродило в нем надежду на поездку в Японию.
В то время Япония была закрытой страной. Доступ на «золотой остров» иностранцам был категорически запрещен. Исключение было сделано только для китайцев и голландцев. Последним разрешалось присылать для торговли в Нагасаки не более чем по одному кораблю в год. Японцам выезд за пределы страны тоже был запрещен, нарушившие этот запрет подвергались строгим наказаниям вплоть до смертной казни.
Эрик Лаксман хотел наладить торговые отношения с Японией, он надеялся, что японское правительство должным образом оценит содействие в возвращении Кодаю на родину и это поспособствует дальнейшему развитию отношений. Поэтому Лаксман-старший помог Кодаю составить прошение на имя генерал-губернатора Ивана Алферьевича Пиля о возвращении домой.
Но у иркутского генерал-губернатора в отношении Кодаю и его группы были другие планы. Пиль назначил Кодаю со спутниками преподавателями в школу японского языка. Иван Алферьевич и не думал способствовать возвращению японских моряков на родину. И в удовлетворении прошения Кодаю было отказано. Но упрямый мореплаватель не унимался. Было составлено повторное прошение, результатом которого было значительное ухудшение отношения к японским мореплавателям. Их лишили всех правительственных пособий, которыми наделили ранее, и лишь уроки в школе японского языка обеспечивали им пропитание. В это время у Сёдзи, одного из моряков, стали гнить обмороженные места, одну ногу до колена пришлось отнять. Вместе с ногой ушла и надежда на возвращение на родину. Сёдзи предстояло остаться навсегда в чужой северной стране.
Шел 1791 год, девять лет прошло, как моряки покинули родные берега. Из всего экипажа «Синсё-мару» в живых остались лишь Кодаю, Исокити, Коити, Сёдзи и Синдзо. Неугомонный Кодаю вместе с Эриком Лаксманом отправляется в Санкт-Петербург, чтобы подать Екатерине II новое прошение с просьбой о возвращении на родину. В дороге Лаксман тяжело заболел, его состояние вызывало самые серьезные опасения. Кодаю преданно ухаживал за своим благодетелем. Как только Эрик Лаксман поправился, сразу было подано прошение, ответа на которое пришлось ждать очень долго. Но все-таки аудиенция состоялась. Рассказ Кодаю тронул императрицу, и она в своем указе «Об установлении торговых отношений с Япониею» дала распоряжение генерал-губернатору Пилю организовать экспедицию в Японию, а пока содержать всех спасенных японцев за счет казны, ибо, писала она, «случай возвращения сих японцев в их отечество укрывает надежду завести с оным торговые связи».
Как на крыльях возвращался Кодаю в Иркутск, везя товарищам радостную весть. Но здесь его ждали печальные новости. Сёдзи и Синдзо крестились, Сёдзи стал Федором Степановичем Ситниковым, а Синдзо — Николаем Петровичем Колотыгиным. Таким образом, возвращение на родину для них стало невозможным. Ситников и Колотыгин остались в Иркутске при народном училище и продолжали преподавать японский язык. А Кодаю, Исокити и Коити на судне «Екатерина» отправились в обратный путь, на родину, вдали от которой они провели без малого десять лет. Возглавлял экспедицию Адам Лаксман. В начале октября 1792 года «Екатерина» достигла берегов Японии. Кодаю, Исокити и Коити ступили на родную землю, такая долгая дорога домой была окончена.
Вскоре по возвращении Коити умер от цинги. Его смерть потрясла всех, с ней было сложно смириться, особенно после испытаний, которые преодолели эти люди. Кодаю и Исокити пришлось пройти через череду допросов. На них Кодаю с такой теплотой рассказывал о России, о хорошем отношении к ним русских, что ему даже был задан вопрос: «Почему же вы так упорно добивались возвращения на родину и вернулись сюда, если пользовались там такими милостями?» Мореплаватель ответил, что очень скучал по семье и по родине.
Вполне возможно, что именно рассказы Кодаю сыграли решающую роль в успехе дипломатической миссии Адама Лаксмана. Ему удалось установить хорошие отношения не только с княжеством Мацумаэ, куда он прибыл, но и с сёгунатом. Российским кораблям было дано письменное разрешение на заход в Нагасаки. Такого разрешения безуспешно пытались добиться от Японии другие иностранные государства.
В Иркутске на улице Канадзавы установлен монумент российско-японских связей. Текст на монументе гласит: «Отдавая должное Дайкокуя Кодаю и его соотечественникам, оставившим след на страницах истории российско-японских связей, мы воздвигаем этот памятный монумент на величественной и красивой российской земле как свидетельство дружбы между городами Иркутск и Судзуки, как пожелание мира между народами обеих стран». О Кодаю и его долгом возвращении на родину снят российско-японский фильм «Сны о России».
Наталья Альмухамедова, специально для «Байкальских вестей»
На фото: Дайкокуя Кодаю и его спутники на острове Амчитка
в российско-японском художественном фильме «Сны о России»