Погода
В Иркутском краеведческом музее очень обрадовались, когда узнали, что мы пишем статью о Валерии Карпове. И очень удивились, узнав, что он… жив! До сих пор там готовили выставку, посвящённую его памяти, но теперь эта выставка будет посвящена его 80-летнему юбилею. На неё собираются пригласить виновника торжества, чтобы посетители музея могли с ним пообщаться. Шутка ли, руками этого таксидермиста создана значительная часть экспонатов Иркутского краеведческого.
Человек таёжный
Когда я была совсем маленькой девочкой, частенько приезжала из запыленной углем индустриальной Кемеровской области погостить к бабушке на лето в село, глубоко расположившееся в недрах Иркутской тайги. Именно тогда я, дикий ребенок цивилизации, начала познавать настоящий окружающий мир почти таким, какой он есть на самом деле. А происходило это довольно просто: у бабушки дома стояли, висели очень много чучел животных и птиц. Тогда я впервые погладила белочку, дикого селезня и маленького пушистого соболя, а также впервые столкнулась с работами таксидермиста Валерия Карпова. Кажется, что именно с тех пор животный мир стал для меня одним из самых больших увлечений. Я запоем читала книги и энциклопедии о животных, смотрела передачи, собирала вырезки из журналов. Даже сейчас безошибочно могу определить, что за птичка поёт, или как называется животное, просто посмотрев на него. Тогда я мечтала стать палеонтологом. Мне хотелось самой открывать доисторический животный мир, потому что о ныне существующих видах я знала всё, ну, или почти все… но – не срослось. Тем не менее упустить возможность пообщаться с человеком, который свою жизнь посвятил животному миру, я просто не смогла.
Валерий Карпов таксидермией занимается больше 50 лет. Начал пробовать себя в этом деле, будучи еще студентом охотоведческого факультета Иркутского сельхозинститута. С тех пор мастерством своим прославился не только в регионе, но и далеко за его пределами. Сейчас его работы можно встретить в частных коллекциях в Нижнеудинске, в Тулуне, Усть-Ордынском округе, Жигаловском районе. 50 процентов коллекции Музея природы города Иркутска – также дело рук Валерия Карпова.
– Валерий Георгиевич, а почему вдруг таксидермия стала делом всей вашей жизни?
– Есть такое понятие – реинкарнация. Думаю, что в прошлой жизни я был каким-нибудь первобытным охотником, потому что у нас в семье охотников вообще не было, а я, когда маленьким был, лет пяти, закрывался в тёмной комнате и охотился на свою собственную шапку. Летом я в землянках жил, питался тем, что собирал яйца птиц, траву всякую, с детства диким человеком стал. Ко мне тогда отец плохо относился, лупил меня. Он во время сталинщины был репрессирован, сидел на Колыме, приехал оттуда больной и нервный, мне от него здорово попадало. Вот с этого, по-моему, всё и пошло. Так я жизнь свою охотой и промучился. Лез, где дальше, где страшнее – тянуло меня. Всё обошел, так ничего страшного и не нашел. А когда ещё в 7 классе учился, мне попалась в руки книжечка, как сделать чучело, я и уцепился за эту книжечку. Позже, когда уже заочно учился в институте, ребята рассказали, что приходил директор музея, таксидермиста искал, ну я пошел, написал заявление и стал работать. А учился я всего три дня. Был в Москве в командировке в Дарвиновском музее, там работал тогда Федулов Дмитрий Яковлевич, старейший таксидермист, он ещё при царе начинал. Так вот в этом музее все виды животных представлены, и всё это сделали он и его дядя. Пока я там был, он при мне сделал голову козла, белочку, а ученица его сделала попугайчика. Вот и вся моя учеба: посмотрел, как они делают, а так всё сам, сам и сам. Работа эта очень тяжелая. Вот, допустим, голову изюбра если делать, её надо правильно ободрать, всю прострогать, положить мастику, так, допустим, губы делаются, уши. Полмесяца уходит на изюбриную голову – череп же надо весь вычистить. На белочку или на соболя 2 дня надо. Шубку надо помыть, постирать с порошком, потом посушишь в крахмале – он всю влагу забирает из шерсти, а шкурка сырая остается. Можно делать. Сколько у меня пытались учиться – бесполезно, посидят два часа, уходят – и больше не появляются.
Валерию Георгиевичу сейчас 78 лет. 5 лет уже, как совсем один живет в своём доме на берегу небольшой речки в селе Чикан Жигаловского района. Обосновался здесь около 30 лет назад. 15 лет отработал на местный зверопромхоз штатным охотником. До этого, как сам про себя говорит, болтался по всей Сибири: был в Чаре, на Олекме, на Маме, Енисее, Оке, поработал в верховьях Киренги под Байкальским хребтом, а когда там сделали заповедник, перебрался сюда – да так и остался. А вообще, сразу после школы Валерий Карпов пошел учиться в ветеринарный техникум, откуда с третьего курса его забрали на пять лет в армию – служить во флоте на Сахалине. Вернувшись, он свою учебу продолжил, но поработать по специальности так и не получилось: зарплата маленькая, жилья не дали, а тут жена беременная. Решил пойти на строительство зиминского гидролизного завода, где проработал 7 лет помощником электросварщика, но как только узнал, что в Иркутске можно на охотоведа выучиться, забрал жену с сыном и поехал учиться. А с третьего курса перевелся на заочное отделение и… ушел в лес, правда, ненадолго. Личная трагедия заставила вернуться Валерия Георгиевича в цивилизацию…
– Брата моего шатун кончил. Давно это было, молодые мы были, смелые, беззаботные – и налетели. Я там был, но помочь не успел. Если бы он побежал ко мне да кричал, а я сидел рубил – мы избушку строили в конце октября, а брат за мохом пошел. Может, если бы мы тихо сидели, и я бы не стучал, медведь бы вообще мимо прошёл, а он услыхал стук, кинулся – и лоб в лоб с братом столкнулся… Он ему сунул тозовку в зубы, а сам бросился бежать, а бежать-то ему ко мне надо было да кричать, а он в сторону побежал. Только когда медведь его поймал, тогда закричал. Ну, я схватил ружье – да туда, стал кричать. Медведь его бросил, на меня кинулся. Сразу-то не напал. Крутился, крутился, то ли меня боялся, то ли боялся, что брат убежит. Но он уже мертвый был… У медведей июль-август гон идет, они дерутся между собой, и вот, видимо, во время гона этого медведя искалечили, всю челюсть ему набок свернули, и он два месяца ходил голодный. Там были кожа да кости. Это был страшный зверь, он бы ни перед чем не остановился… Ну, застрелил я его, шкуру вывез и чучело сделал.
После этого случая Валерий Георгиевич из леса вышел и устроился работать в Музей природы таксидермистом. Именно для музея и сделал он чучело злополучного медведя. Кстати сказать, историю эту в музее знают, да и медведь этот до сих пор там стоит. Правда, из выставочного зала на время подготовки новой экспозиции его убрали в хранилище, но пообещали скоро вернуть на прежнее место. За время своей работы в музее, а это 8 лет, Валерий Карпов один на лодке обошел два раза вокруг Байкала, сделал много фотографий, собрал материал для музейной экспозиции. Тогда, вспоминает он, приходилось браться даже за самых маленьких зверьков и птиц.
– У всех шкура есть, и у воробьев шкура есть, только работать надо аккуратно. Вот голубя очень трудно делать – у него перо слабое. Если у тебя руки мокрые, то перья прилипают к пальцам и отстают от шкурки. Утка, допустим, у неё слабое место – хвост, шкура как вата. Это защитное свойство у неё такое. Если кто-то сзади ловит её, то перья сразу отлетают, и она вырывается. Ну, воробья, естественно, пинцетом надо делать. Приходилось, когда в музее работал, и ласточек делать. Скандал даже был из-за мелких, мне жалко меленьких убивать, а для музея-то надо было.
Из музея Валерий Георгиевич ушел, когда там руководство поменялось. Не сработались, говорит. И окончательно подался в охотники. Даже когда жена ему поставила ультиматум: или она, или тайга – выбрал тайгу.
– Когда на зверопромхозы работал, мне что говорили, то я и добывал: белку, соболя, рыбу, ну, и копытных, если лицензии давали. Чучел много делал, по 100 штук белок им на продажу с шишечками мастерил, куропаток. Я в лесу раньше по целой зиме один жил. Летом – избушки строил. Их у меня больше 10 стояло на участке, когда я на Киренге работал. Там угодья большие были, где-то 50 на 50 километров. Было время, когда в Иркутском зоокомбинате работал, так там несколько лет живоловом был – ловил живьём зверей: изюбрей, косуль, зайцев – для расселения и для зоопарков. Как-то в ловушку мою рысь попалась, но она выбралась.
С тех пор как Валерий Георгиевич 8 лет назад ушел на пенсию, в лесу он больше не появлялся, тем не менее, таксидермию не бросил до сих пор, хотя уже подумывает об этом: материалы необходимые для работы заканчиваются, да и руки не те, что прежде. Да и лес другим стал: многих животных, что были раньше, говорит, иной раз и не встретишь даже. А есть и совсем новые обитатели…
– Американская норка расселяется здесь, территорию захватывает – видимо, тепло у нас тут стало, и колонка, сколько я охотился здесь, раньше не было, а сейчас и он появился. А как я определяю? Шкурки несут. Одно время таскали мне кабаргу, а сейчас нету, выловили всю. Зверей всё меньше и меньше становится. Лосей тоже почти всех перебили. Он же неосторожный зверь, прёт как танк – далеко слышно, как он идет. А что люди не добили, то волки. Знаете, сколько их сейчас здесь развелось? Например, волку в день надо 5 килограммов мяса, это 25 килограммов надо на стаю из пяти волков. Олень им на три дня, и так круглый год. У нас олени и лоси приходят аж от Байкала из заповедника зимовать, потому что снега здесь мало. А тут их волки поджидают. Сейчас же поголовье волков не контролируют, надо же держать их определенное количество, а то они так скоро и в деревню полезут.
– А вы сталкивались с волками? Да и вообще, как вы в лесу один жили, без людей? Без общения?
– Ну а что, я сейчас много общаюсь, что ли? Если кто зайдет только, и всё. В лесу всяко бывало. И под лёд проваливался, и на сорокаградусных морозах ночевать приходилось, и сознание от истощения терял. Однажды зашёл далеко. Ну, думаю, сейчас к речке спущусь – там моя лыжня. К речке спускаюсь, а ветер все следы задул, я их так и не нашёл. Вот иду и думаю, что сейчас упаду, сейчас упаду, иду и хочется сесть прямо тут, а, думаю, как сяду – так конец. Но всё-таки добрался до распадка, а там уже лыжня была, докатился до избушки, накидал целую печку дров, лег – и выключился. Сколько я там был, не помню, а потом, когда очнулся, не сразу понял, где нахожусь. Мне так хорошо было там, тихо так, беззаботно, до сих пор помню это состояние. А когда понял, где нахожусь, даже расстроился, что опять надо вставать, опять печку топить, всё опять… расстроился.
Сегодня Валерий Георгиевич заботится о своем здоровье. Обязательно 3–4 часа в день работает: дрова рубит, печку топит, книги с различными заговорами изучает. Из хозяйства только две собаки себе оставил. Были ещё свиньи, коровы, но вскоре после смерти второй жены от них отказался. Зато подкармливает сейчас синичек и воробьев: покупает им семечки, дроблёнку. Раньше и ворон подкармливал, картошку специально им варил, но уж больно много их развелось, так что нынче решил от этой затеи отказаться. О том, что всю свою жизнь посвятил охоте, Валерий Георгиевич совсем не жалеет, только вот, говорит, жалко ему теперь животных стало: и маленьких, и больших. А почему, не объясняет, только плечами жмёт...
Оксана Богданова
"Байкал24" впервые опубликовано
