Евгений Зайд: «Театр должен менять зрителя»

28 и 29 июня на сцене Русского драматического театра состоится премьера спектакля «Пигмалион» по пьесе Бернарда Шоу. Для его постановки из Санкт-Петербурга был приглашен бывший главреж театра Евгений Зайд. Своими спектаклями режиссер приучает зрителя к увлекательной интриге, хорошей актерской игре и нестандартным режиссерским решениям. О творческих планах, впечатлениях от улан-удэнских зрителей и предназначении театра Евгений Зайд рассказал «Новой Бурятии».

– Евгений Иванович, расскажите о том, что представляет собой грядущая премьера?

– Спектакль «Пигмалион» – это спектакль о становлении личности. Пьеса рассказывает о профессоре фонетики Генри Хиггинсе, который заключил пари со своим новым знакомым – полковником Пикерингом, что сможет за несколько месяцев обучить цветочницу Элизу Дулиттл произношению и манерам общения в высшем обществе. В итоге вульгарная цветочница превратилась в настоящую настоящую леди. Смысл пьесы в том, что человек по своей сути ленив, нужно дать ему импульс, чтобы он ожил и двигался. Жанр постановки определен как роман-фантазия.

– Вы уже работали в Русском драматическом театре и даже были главным режиссером. Почему вы, уроженец Санкт-Петербурга, выбрали работу именно в Улан-Удэ?

– Это первый театр, в котором я работал после окончания института. У меня была педагог, которая говорила, что набираться режиссерского опыта нужно на периферии, поскольку там можно не только спокойно работать и набивать руку, но и экспериментировать. Я ее послушал. В Бурятию прибыл в 2003 году. Все для меня было новым: театр, труппа. К тому же репертуарный театр диктовал свои законы. В течение двух лет мною было поставлено пять спектаклей в Улан-Удэ, я стал главным режиссером театра. Во время экзамена, который я сдавал с ребятами, работавшими рядом со столицей, обнаружилась колоссальная разница в постановках. Те годы, что я проработал в театре, оказались для меня нужными, полезными. Это первая любовь, которая не проходит с годами.

В прошлом году я уже участвовал в восстановлении постановки «On, ona, okno, pokojnik». В марте мне предложили поставить спектакль «Пигмалион». Я, честно говоря, задумался, справлюсь ли. Но сейчас в моей жизни романтический период: хотелось чего-то нежного, легкого, изящного, театрального, а не бега актеров на сцене, и я согласился.

– В каком театре вы сейчас работаете?

– Сейчас я свободный художник. По приглашению поставил спектакль «Алло, Евросоюз!» в Таллинне. В Санкт-Петербурге готовлю постановки в детском интеграционном театре «Куклы», который открыли мои друзья. Это театр для детей-инвалидов. Постановки идут с сурдопереводом. Работая там, я имею массу возможностей для экспериментов в работе с актерами. Мы поставили два спектакля – «Сотворившая чудо» Уильяма Гибсона и «Плюшевое безмолвие» по стихам современных поэтов. За первый спектакль мы были награждены призом на фестивалях, прошедших в Санкт-Петербурге, «Рождественский парад» и «ArtОкраина». Пьеса «Сотворившая чудо» основана на реальных событиях. В ней рассказывается о слепоглухонемой девочке Элен из Америки, которая была полностью отрезана от мира и воспринимала его лишь на ощупь. Её родители не знали, как воспитывать ребёнка, и только появление молодой учительницы помогло развить в девочке те неординарные задатки и способности, о которых никто вокруг и не подозревал. По моему замыслу, в начале спектакля главная героиня – деревянная кукла, заготовка, из которой должно что-то получиться. Куклу водит актриса – душа деревяшки, через которую идет духовный рост девочки.

«Плюшевое безмолвие» построен на языке жестов. Работа над ним пробудила во мне интерес к языку, к словам, которые так же, как жесты, имеют путь в пространство, путешествуют в нем, поэтому их можно варьировать. Мы можем построить вокруг себя стену из кирпичей, если ругаемся, а можем построить сад из цветов. Я считаю, что в этой постановке главным должен быть текст, чего я и добиваюсь от актеров. К сожалению, они привыкли говорить, им важно донести смысл фразы, а не красоту слова. Еще один недостаток современных театров – это то, что в них, как и в кино, эксплуатируется внешность актеров. Если его внешность соответствует внешности злодея, во всех постановках он будет играть роли отрицательных персонажей. Главный режиссер, по моему мнению, должен видеть актера с разных сторон, находить и развивать в нем другие черты, чтобы актер был внутренне психологически мобилен.

– Евгений Иванович, чем вы руководствуетесь перед тем, как выбрать ту или иную пьесу, которую собираетесь поставить на сцене?

– Обычно это отражение того, что волнует тебя в данный момент. Сейчас, например, меня волнует соотношение понятий «человек» и «система». Человек перестал быть человеком, превратился в функцию власти, которая оказывает на него моральное и экономическое давление. Раньше князь охранял свой народ, который платил ему за это дань. Сейчас человек – никто. Он не защищен властью, он как крепостной, лишь бы сидел и молчал. К сожалению, эту мысль навязывают и СМИ, особенно телевидение – рупор власти.

Единственный институт, который может разговаривать с человеком на духовном уровне, – это театр. Он должен принять на себя функцию и смелость вести за собой людей. Если посадить 500 человек, которые хотят развлекаться, и кормить их, как это делает телевидение, они растолстеют и не смогут встать с кресла. В этом смысле мне очень нравится произведение Оруэлла «Скотный двор», в котором повествуется о том, как животные выгнали человека с фермы и стали строить общество, провозгласив принципом существования ничего человеческого. Власть досталась свиньям, которые постепенно отдалились от всех остальных, стали одеваться и пить виски, как это делают люди.

А театр должен менять зрителя, ставить перед ним вопросы, рушить его восприятие. У людей должна появиться потребность ходить в театр, а не только создавать для себя экономическую, материальную базу.

– Что вы можете сказать об улан-удэнских зрителях в сравнении со зрителями культурной столицы страны?

– Питерские зрители более подготовлены к театральным экспериментам, они более интеллигентные, меньше эмоционируют. У них во время спектаклей не звонят мобильники. Вообще я заметил, что в Улан-Удэ люди очень привязаны к мобильным телефонам, как бы зависимы от них. Это меня удивляет. В Санкт-Петербурге такого нет.

– Нравится ли вам новое здание театра?

– Это замечательно, что построили новый театр. Работа в старом здании во многом сковывала, не давала возможности внести в постановки новизну. Но в новом здании пока еще мало что освоено, так как нет специалистов. Ведь человек, который всю жизнь ездил на самокате, не сможет сразу пересесть на «мерседес». Его нужно учить, воспитывать. То же и здесь. Специалистов нужно учить, как работать с актерами, со светом, с декорациями. Нужно осваивать сцену, зрительный зал, его энергетику. Хотя театр, безусловно, стал украшением города, его можно было строить более современно. Так, в питерских театрах есть малая сцена, которая трансформируется во время постановок и дает возможность экспериментировать со зрителями, например, посадить зрителя на сцену и сделать героем постановки, что уже само по себе является новацией.

– Чем вы планируете заниматься по возвращении на родину?

– В Санкт-Петербурге к октябрю я планирую поставить два спектакля, после этого меня ждет работа в Таллинне, Йошкар-Оле.

– Спасибо за беседу.

Подготовила Ирина Сапунова, "Новая Бурятия"



РСХБ
Авторские экскурсии
ТГ