Погода
Найти дом и квартиру Екатерины Гавриловны Сучковой мне не составило никакого труда. Первый же встретившийся прохожий воскликнул: «Да кто ж ее в Академгородке не знает, она почти с самого его основания здесь учительствует! Ее первые ученики уже дедами стали!»
Нажимая кнопку звонка, ожидала увидеть старушку — недавно Екатерина Гавриловна отпраздновала 90-летие. А дверь мне открыла стройная женщина с веселыми искорками в глазах. И двухчасовая беседа с ней доставила огромное удовольствие. Когда возвращалась домой, хотелось каждому прохожему рассказать, с каким удивительным человеком я только что познакомилась.
Шестилетний педагог
Родом она из Томска. Отец погиб в Гражданскую войну, когда Катеньке был всего месяц от роду. На руках у матери трое детей осталось. Когда девочке исполнилось шесть лет, мама отдала ее в няньки.
— Вот тогда-то я впервые и почувствовала себя учителем, поняла, что умею работать с детьми. Семья, в которую меня отдали, была интеллигентная: старенькая бабушка не справлялась с хозяйством и меня попросили приглядеть за девочкой, которая была всего на полтора года младше меня. И я с удовольствием играла роль ее «учителя».
Я вообще была самостоятельным человеком. Без ведома мамы устроилась работать на кондитерскую фабрику. Мне подставки специальные делали, чтобы я могла с горячего конвейера пряники в коробки перегружать. Как-то упала на горячий лист животом. Все работницы меня лечили, мазали каким-то маслом. А однажды мы пошли с мамой в баню, она увидела шрам, испугалась.
Позднее, когда уже в 4-м классе училась, была воспитательницей в детском саду в младшей группе. Что я только для своих ребятишек не придумывала! Экскурсии в лес за грибами, в деревню на фермы, на птичий двор, в поля. Игры устраивали разные, соревнования. И читали много.
«Полк капитана Сучкова
не вышел из боя...»
— С мужем моим, Михаилом Сучковым, познакомилась в Томске. Он там в артучилище учился, а я — в педучилище. Я, непоседливая, инициативная, была членом ОСОАВИАХИМа, мы и на лыжах, и на коньках бегали, и на стрельбище ходили, и с парашютом прыгали. Я еще и бальными танцами увлекалась. А Сучков мой был серьезный, строгий мужчина, внимательно за мной следил, но моим занятиям не мешал.
Поженились, когда мне было 17 годков, а ему — 27. Год прожили, и его в Академию в Москву направили учиться. А я тогда уже ребенка ждала. Он приехал в отпуск, а соседка нажаловалась, что я на последнем месяце беременности в лыжных гонках участвовала и второе место по городу заняла. Мой суровый лейтенант сразу на «Вы»: «Как Вы могли? Собирайтесь, я Вас здесь не оставлю!»
В Москве и пожила-то всего ничего, только что второго ребенка приобрела. Как началась война, его призвали на фронт, и больше я своего мужа не видела. Никак не могла поверить, что мой Миша, такой молодой, красивый пропал без вести. Искала, писала во все инстанции, потом получила документ: «Помощник начальника штаба стрелкового полка капитан Михаил Сучков исключен из списка офицерского состава как пропавший без вести». Его полк не вышел из боя...
Самые первые, самые трудные,
самые любимые
— Мне было 17 лет, когда в Томске училище закончила. Никто из директоров городских школ принять на работу не решился, и отправили меня на станцию Тайга, что под Томском. Дали второй класс и комнатку в общежитии. Мне всё там нравилось — очень отзывчивый, дисциплинированный народ, ребята послушные. А Сучков приехал и меня уволил. Директор говорит: «Катя, мне так жалко с тобой расставаться, но молодой человек уже приказ привез из облоно — тебя переводят в Томск, причем в школу, где ты училась».
В родной школе дали мне 4-й класс, и это стало большим испытанием. Мои дорогие учителя отдали мне всех, на кого сами махнули рукой. Я с 1919 года рождения, а они — кто с 20-го, кто с 22-го, и даже с 24 года! Три десятка отъявленных парней и 12 не лучших девочек.
Прямо в классе у нас была плита и туалет. Я и говорю ребятам: «Приносите картошку, капусту, хлеб и чай, будем здесь варить и кушать, потому что заниматься целый день придется, пока других не догоним». Потом организовала различные кружки. Ходила по домам, разговаривала с родителями, родными. И в каждом из детей струночку находила отдельную.
Мой Сучков пришел как-то к директору и говорит: «Она все вечера в школе пропадает. Я ее вообще не вижу!». Директор объясняет: «Да у нее класс уж больно трудный». И тогда Сучков говорит: «Я этот класс вылечу». Пришел к нам на занятия красивый, высокий, в военной форме, и говорит: «Я в воскресенье вас приглашаю в лес покататься на лыжах». А у них в артиллерийском училище были отличные лошади. На них надевали хомуты, привязывали с одной и с другой стороны по пять крепких веревок и на лыжах катали первокурсников. И моих хулиганов он прокатил до деревни Заварзино, 15 км туда и обратно... Сидят в понедельник притихшие, видно ноги, руки болят.
...И вот приближается Первомай. Обычно класс моей бывшей учительницы числился в передовых и именно его сажали на машину и везли на демонстрацию. А тут вдруг вся школа решила, что надо мой класс поощрить! И вот почему. Как-то директор пришел к нам на урок и не узнал ребят. Они все в синеньких рубашечках, белых воротничках. Девочки в блузочках и синеньких юбочках. Я неделями по родителям бегала, по мастерским искала материал, чтобы ребят приодеть.
Потом на педсовете директор сказал: «Я всем бы посоветовал сходить в этот класс». И педсовет решил, что именно наш класс поедет на демонстрацию на машине. Уж как ребята были счастливы, не описать!
Потом мне дали пятый класс вести, правда, с условием, что поступлю в пединститут. Я была у них классным руководителем. Куда мы только не ходили, каких походов не совершали! Чтобы ребята увидели, как в деревне умеют отдыхать, я заранее съездила туда, договорилась с председателем колхоза, и они пригласили нас «на полянку». Горит костер, пляски, танцы, частушки, песни. Потом увезли в город на лошадях. Ночь, темно, луна, звезды и лошади. Незабываемо! Ребята все просили: поедем еще, у них так весело, мы согласны даже пешком пойти!
Трудно представить, что из первых моих учеников всего три мальчика остались в живых — один рано поседел, другой — без ног и третий — с простреленным легким. Из двенадцати девочек семеро врачами стали.
Отчаяние
А потом была эвакуация. Меня направили во Фрунзе. Но в поезде родила сына, везли-то нас в теплушках, я застудилась. Месяц пролежала в госпитале в Свердловске, а потом в Иркутск отправили. В городе вакантных мест в школах не оказалось, и меня направили в Боханский район директором школы. В школе холодно, дров нет. Я к директору колхоза, а он: «Ехать за дровами некому, поезжай сама!». А я даже лошадь запрягать не умею! Мне запрягли и показали куда ехать. Кое-как я доехала, нашла деляну, сложила дрова на арбушку, связала их и попыталась выехать. А арбушка ни туда, ни сюда. Долго мучилась, но лошадь ни с места. И такое отчаяние взяло, что накинула веревку на березу и... повесилась. Спас меня случайно проезжавший мимо представитель из горкома — они как раз объезжали совхозы с проверкой. Вынул из петли, водой отпоил. А я всё реву и реву. Лошадь освободил. Оказалось, пень между колесами попал, и арбушка, когда ее нагрузила, на него прочно села.
Вскоре предложили мне место и комнатку на станции Михалево. А когда эта станция была затоплена во время пуска ГЭС, перевели в 114 школу в Иркутске.
Потом, когда сына младшего Витеньку потеряла, такое же чувство отчаяния испытала. В Лисиху в детский сад обоих сыновей водила. Хорошие у меня были мальчики, добрые. Младшенький Витенька придет, бывало, к поварам: «Я свободен, чем вам помочь?» Они давали ему задания — косточки из компота вынимать, картошку мыть. 15 человек в садике заболели корью, повезли их на 1-ю Советскую, никому ничего не сказав. Дети, кто писать, кто пить просит, а Витя через холодный коридор в туалет бежит, чтобы каждому помочь. Все поправились, а у него корь легла на легкие. Крупозное воспаление, и ничего сделать не могли.
А через 10 лет потеряла и старшего Мишу. 16 лет ему было. Был он таким же активным, как и я. В школе увлекался столярным делом. Такие тумбочки делал! Вот одна у меня до сих пор сохранилась. Помню, табурет сделал, с выдвижным ящичком для инструментов. А еще он на планере летал в Оеке. И как-то говорит: «Мама, что-то я плохо планер посадил — дышать было трудно». А мы частенько угорали с ним, печка неважная была, а холодно, топили много. Видно гарь осталась в горле, кто-то говорил — радиация, да откуда ей было взяться?! Мальчик мой в две недели сгорел, и никто ничем не мог ему помочь. Металась я, жить не хотелось. Все на кладбище бегала, а как-то весной собралась, оделась полегче — там-то все равно, и повесилась на дереве у могил сыновей моих. И опять меня спасли — ученик мой стал искать, всех обежал и обратил внимание, что теплая одежда дома. Быстро на кладбище, а я там...
«Всехняя» мама
Вот так и случилось, что всю свою нежность, нерастраченную любовь обратила я на учеников своих, и семьею моею стала школа. И несмотря ни на что, считаю все-таки себя счастливым человеком! Вокруг меня всегда люди. Вот недавно позвонил один бывший ученик, 75 ему исполняется, обещал за мною машину прислать. Вот на фото мальчик-бурят, почти родной мне стал, семья у него такая славная, я не раз у них бывала. Мама, когда в первый класс его привела, со слезами рассказывала: «Так случилось, что мальчику в детстве выбили глаз из лука, и как он теперь будет, ума не приложу?!» Я ее успокоила, посадила его на первую парту и постоянно следила, чтобы никто его не обидел... Вот девочка одна, взрослая уже, пишет: «Объясните моей маме, какая я, она плохо обо мне думает, называет нехорошими словами!» Я пошла и поговорила...
Когда человек любит детей, они к нему всей душой тянутся. И не только в классе эти отношения строятся. Когда-то Сучков пришел в класс, рассказывал с вдохновением об артиллерии. У них глазки загорались. Я когда директором была, постоянно приглашала своих бывших учеников, состоявшихся в какой-то профессии. Многим, думаю, запомнилось, как два моряка на урок приходили и пели и плясали, подарили лучшим мальчишкам бескозырки.
На одной из встреч самый шальной мой ученик признался: «Много горя Вам и маме я принес, но когда в окопе танки стали затирать нас, кричал: «Мама! Мама!». Только часть ступни на поверхности осталась. По ней собаки и нашли нас. Я сейчас хожу в классы и говорю ребятам: «Берегите матерей своих и таких вот учителей, которые родными становятся. Вы все вложили в нас: и любовь к матери, и к родине, и уважение ко взрослым!»
«Вокруг меня сыны и дочки»
Последний год я в продленке работала. Понедельник у меня был спортивный день, во вторник занимались русским языком, а в среду — чтение, старалась с иркутскими писателями знакомить. Константину Седых написали, а он нам ответил и книгу подарил. В пятницу математикой занимались — я сама кроссворды составляла. А уж путешествовали мы!.. Уходили в лес искать чудо, о каждом дереве сказку сочиняли, каждый листик в альбом зарисовывали. К папе, маме на работу все гуртом ходили, знакомились. В Академгородке я с 1964 года, а потому все институты и их особенности знала.
Какие удивительные тетради были у моих учеников, какие замечательные сочинения они писали. Например, Саша Трофимов, сейчас он доктор химических наук.
Мы переписывались с писателем Сладковым — он прислал нам 15 книг. Еще мы выпускали альбом «АБВГДейка». А более всего любили задушевные беседы. Стулья ставим полукругом, чтобы в лицо друг другу смотреть, и разговариваем, как одна семейка. А когда ребята уставали работать, я включала музыку Вагнера, они закрывали глаза и минуту отдыхали.
Сейчас уже не работаю. Но ко мне все время приходят — то один, то другой, а то и кучей. С болью, несчастьями и радостями. В каждой папке у меня письма, письма. Вот в альбоме, взгляните — какие гладиолусы выращивает мой бывший троечник, мой «сынок». Недавно классный праздник мне устроил на своей даче.
А это вроде тоже как сын, я буквально вытащила его «из ямы», сейчас работает сварщиком. Теперь частенько ко мне приходит, как к родной, да еще и друзей приводит. На свадьбе рядом с собой посадил: «Вы же моя мама!».
Есть у Екатерины Гавриловны награды — знак «Отличник просвещения», медали, многочисленные грамоты всех уровней. Но главная награда — это благодарность и любовь учеников, которых у нее великое множество. В юбилейные праздничные дни телефон в ее квартире разрывается от звонков, а визиты гостей расписаны на полмесяца вперед. Знают — каждого она поймет, и для каждого у нее найдется нужное доброе слово.
Галина Киселева, г. Иркутск
Фото В. Короткоручко
