Погода
Одной из основных обсуждаемых тем в общественных науках сегодня является глобализация – ведущая тенденция мирового развития. Однако она ведет не только к унификации различных стран и монокультурности, но и к усилению национальной самоидентификации народов. Живя в глобальном мире, люди тем не менее, хотят и стремятся сохранить принадлежность к своему этносу, и это далеко не всегда приносит позитивные моменты. О национальном вопросе применительно к народам Сибири рассуждает заместитель директора по науке Института философии и права СО РАН, заведующий сектором этносоциальных исследований, доктор философских наук Юрий Владимирович Попков.
- Входило ли в круг задач Ваших исследований изучение этнических и социокультурных факторов формирования региональных элит?
- Исследованием непосредственно региональных элит сотрудники нашего сектора не занимаются. Мы изучаем массы, и наши исследовния в первую очередь касаются ценностных ориентаций, но не элит, а основной части населения, простых жителей.
- Чем же отличаются системы ценностей различных этносов?
- Это сложный вопрос. Я бы сказал, что базисные ценности для крупных социокультурных образований, например, отдельных цивилизаций, являются общими, и представители разных этносов как Сибири, так и сопредельных территорий (Казахстан, Монголия и др.) во многом близки. Например, до сих пор устойчивы ценности коллективизма, хотя и в значительной степени подорванные. Тут надо сделать важное замечание: я считаю, что основные противоречия в современной России – это, с одной стороны, институциональная вестернизация, когда органы федеральной власти целенаправленно проводят преобразования, направленные на формирование в наших условиях либерально-рыночной модели развития. С другой стороны, основная масса населения является носителем другого типа ценностей - как раз не до конца еще разрушенный коллективизм, а также патернализм. Нам это досталось исторически. Современная ситуация – очень интересное, иногда парадоксальное переплетение новых веяний и того, что осталось от прежних времен. Базисные ценности не меняются очень быстро по воле правителей, они очень устойчивы. Во многом благодаря этому мы еще существуем.
- Можно ли решать проблемы миграции (ее легализации, социокультурной интеграции мигрантов, языковую, образовательную и т.п.) вне контекста проблемы коррупции?
- Конечно, нет. По моему мнению, коррупция – это одна из главных проблем страны, и пока от нее не избавимся, ничего хорошего сделать невозможно. Сама по себе коррупция – показатель институциональной неуправляемости, ведь это действие других управленческих механизмов, а именно: в интересах узкого круга должностных лиц, а не общего блага. Неслучайно сам Дмитрий Медведев, наш президент, недавно сказал, что у нас ручное управление, а оно, как известно, малоэффективно с точки зрения выражения интересов большинства населения.
- В Вашем докладе на Президиуме СО РАН упоминались события на Манежной площади в Москве. Но известен и «феномен Кондопоги», когда межэтнические столкновения вспыхивают в небольшом провинциальном городе, расположенном в традиционно моноэтническом регионе (Русский Север). Насколько прогнозируемы – в принципе – повторения Кондопоги в Сибири?
- Наш современный глобализованный мир устроен так, что не только отдельные города или регионы, но даже целые страны не застрахованы ни от чего в плане массовых выступлений. Возьмите Северную Африку – кто еще полгода назад предполагал, что там может случиться то, что мы наблюдаем сегодня? Есть мощные механизмы воздействия на сознание людей, в том числе и манипуляция массовым сознанием. Тем более, в стране и в регионе налицо неблагополучие - в частности, социальное - что всем, в общем, очевидно. Поэтому конфликтный потенциал, разумеется, существует. Поводом же могут быть совершенно разные вещи. Иногда обычное бытовое преступление приобретает этническую окраску, потому что очень легко взвести спусковой крючок и разыграть национальную карту.
В Сибири, конечно, гораздо более стабильное положение по сравнению, скажем, с Северным Кавказом. Здесь большое значение имеют позитивные исторические традиции совместного проживания разных народов на одной территории. Я считаю, что наше население следует механизму исторического опыта добрососедства, открытости, интернационализма. Сейчас, кстати, много говорят о толерантности, но я считаю, что нужно реанимировать именно термин «интернационализм», потому что он гораздо ближе для нас.
Так вот, традиции интернационализма существуют до сих пор, и мне кажется, что это главный сдерживающий фактор. Хотя, повторяю, сдетонировать может любое острое событие.
- В последнее время идет обсуждение резервационной модели развития коренных малочисленных народов, согласно которой им, помимо государственных льгот и преференций, отводятся компактные территории для ведения традиционного образа жизни. Как Вы относитесь к такой модели применительно к коренным народам Севера и Сибири?
- Эта модель обсуждается не в первый раз, но я считаю, что она неприемлема для нас. Хотя бы по той причине, что в России история заселения этих территорий другая, чем, например, в Канаде или на Аляске. На севере Канады практически нет постоянно проживающего некоренного населения, большинство приезжих прибывают сюда временно, по контракту. У нас же четыреста лет совместно живут и аборигенные народы, и русские, которые сюда мигрировали и очень часто ведут такой же образ жизни, как и аборигены. Ну как их можно взять и разделить? У нас самый плотно заселенный север во всем Арктическом регионе, и его этническая структура гораздо более сложная. Поэтому заграничный опыт, естественно, нужно изучать и использовать, но ни в коем случае не применять его механически, лишь только потому, что он заграничный и вроде бы прогрессивный. Тем более, что системе резерваций в США и Канаде нельзя дать однозначно и единственно позитивную оценку.
- В СМИ периодически появляются грустные материалы о жизни малочисленных народов Сибири и Севера. Как Вы думаете, какова дальнейшая судьба, например, ненцев? Эвенков?
- С конца 19-го века им предрекают скорое исчезновение, но пессимистичные прогнозы не сбываются. Эти народы имеют уникальную культуру, которая адаптирована к условиям существования и является достаточно устойчивой. В то же время, она пластична, восприимчива к внешним воздействиям и к освоению того, что идет извне. Она имеет большой адаптационный потенциал. Поэтому нет достаточных научных оснований для того, чтобы говорить об исчезновении народов. Ясно, что существует огромное количество проблем, и рыночные отношения применительно к этим этносам, как бульдозер, очень многое сметают на своем пути. И если говорить о моделях их взаимодействия с доминирующим («большим») обществом, то, конечно, более оптимальной является интеграционная модель. Однако дело в том, что есть разные формы интеграции в «большое» общество: на основе ценностей этого общества или все-таки на основе ценностей собственной культуры коренного народа. Второй вариант является наиболее предпочтительным, так как если доминирующее общество будет давить без меры, то процесс уничтожения специфических этнокультурных сообществ будет идти ускоренными темпами.
- Как влияет на быт и жизнь малочисленных народов тенденция к глобализации?
- По-разному. Главное что дает этим народам глобализация – возможность выхода на мировой уровень, минуя связующие звенья. Например, есть Ассоциация коренных и малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, которая достаточно влиятельна и хорошо зарекомендовала себя на международном уровне. Кроме того, в последнее время принят ряд международных правовых документов, например, декларация Организации объединенных наций о правах коренных народов (2007г.). В ней закреплены права этих народов, в первую очередь связанные с сохранением традиционного образа жизни, особенностей культуры и уникальности. Также второе десятилетие подряд ООН провозглашает десятилетием коренных народов мира – это глобальная проблема, и мировое сообщество так или иначе пытается решать ее. В России тоже приняты несколько федеральных законов, которые направлены на сохранение традиционной культуры малочисленных этносов.
- В одном из последних номеров «Русского Репортера» опубликован материал о Туве, представляющий эту республику практически «очищенной» от русского населения, сильно криминализированной и экономически стагнирующей. Насколько эта картина близка к действительности? В принципе, можно ли говорить о какой-либо связи между национальным составом населения и криминогенной обстановкой?
- В Туве множество проблем. Но прямой обозначенной Вами зависимости нет, я считаю. Надо сказать, что Тува уникальна. Это единственный сибирский субъект федерации, где преобладают представители титульного народа. Тем не менее, считать, что оттуда полностью выдавлены русские, нельзя. Это просто неправда. Определенная напряженность, конечно, есть – как межэтническая так и социальная, но, по моему мнению, это связано, прежде всего, с экономическим неблагополучием республики. Именно оно породило множество негативных тенденций. Так, в результате деградации сельскохозяйственного производства большая часть сельского населения переехала в крупные поселения, главным образом в Кызыл. Произошло, в частности, замещение нормативных систем, лежащих в основе поведения людей. Сами тувинцы рассказывали: их удивляет, что приезжают девушки и ребята из села, очень тактичные, скромные, а в городе они распоясываются, так как начинают действовать другие механизмы контроля, менее выраженные, чем в селе. Такие модели поведения иногда воспринимаются как конфликтные.
- На Ваш взгляд, какой должна быть национальная политика в отношении малочисленных народов Сибири и Севера? Должна ли она отличаться от национальной политики по отношению к другим этносам Сибири?
- Конечно. Что касается коренных малочисленных народов Севера, то этот вопрос должен рассматриваться специально. В рамках общих целевых установок и концептуальных ориентаций органов власти в области национальной политики эти народы представляют особую зону ответственности государства. Не случайно за последнее десятилетие приняты три федеральных закона, касающиеся именно данной группы народов. Определенную специфику политика имеет применительно к территориям, где есть национальные образования, например, республики, автономные округа, словом, там, где существуют так называемые титульные народы. Но при этом важно обеспечить такое развитие, при котором никто не может иметь привилегии по этническому признаку. Есть еще один важный вопрос. В стране сейчас кризис гражданской идентичности, что признают многие: народ понимает, что по большому счету он брошен на произвол судьбы, а власть чаще всего решает свои собственные проблемы. Естественно, в таких условиях каждый человек цепляется либо за свои этнические корни, либо за принадлежность к региону, если он более или менее благополучен. Этническая и региональная идентичность часто является для людей более значимой, чем гражданская. Федеральные власти сейчас в качестве главной задачи национальной политики ставят пропаганду гражданской идентичности. Я считаю, что одной пропаганды совершенно недостаточно. Требуется кропотливая, ответственная, продуманная работа государства по формированию такой идентичности. А это возможно только тогда, когда у людей будут основания гордиться своей страной и той властью, которая ей управляет, то есть прежде всего при существенном повышении уровня безопасности и благополучия основной массы населения.
Екатерина Пустолякова
