Если и есть в Иркутске персона, которая сейчас интересна всем, то это, безусловно, Виктор Кондрашов. Но существует и одна загвоздка. Победил-то он уверенно, да вот мы: те, кто ходил голосовать за или против него, – совсем не уверены, что понимаем, зачем это делали. Не уверены просто потому, что совершенно не знаем, а кто он, собственно, такой? Чем дышит, какие думы думает, что чувствует и… способен ли чувствовать вообще – по-человечески, конечно? По большому счету, всем нам пока интересен не специалист, оказавшийся на вершине городского управления, а – если несколько утрировать – принцип действия этого человека…
- Виктор Иванович, у вас есть темы-табу для разговора? То есть запрещенные для обсуждения?
- Они у каждого человека есть. Не знаю ни одного, у кого бы такой темы не было.
- Не скажите, не скажите. Я как-то Романова спросил, дескать, Антон Васильевич, а как часто и как много депутаты Законодательного собрания берут взятки, в том числе вот вы лично? И он не растерялся, не обиделся, а просто рассмеялся и сказал: «Это, уважаемый, не к нам. Это – к администрации области, это там есть специалисты». И всё!
- Давайте, я по ходу разговора пойму, что табу, а что нет, и тогда попрошу выключить диктофон. Хорошо?
- Что ж, давайте попробуем… Вы сами-то, если совсем по-честному, положа руку на сердце, верили в свою победу на выборах – хоть на 5 или 25%. Про 100% не говорю, потому что просто не поверю в это…
- А в какой момент?
- О, были еще разные моменты?
- Были. 25 и 29 декабря, 15 января, 8 февраля и с 4 по 9 марта – это те моменты, которые можно считать своего рода переворотными для моих представлений о шансах на победу. Как там быть с процентами точно, не знаю, но уверенность росла. А когда сняли Романова, то вот тогда она действительно стала близка к стопроцентной.
- А когда окончательно поверили, что победили? Не в понедельник же, 15-го?
- Нет, конечно, раньше – еще в воскресенье, когда результаты экзит-пулов стали совершенно однозначными, пошёл серьезный отрыв в нашу пользу. А вот когда именно это произошло, трудно сказать. Чувства же не стрелка шахматных часов – раз, и упала: всё, финиш! Более того – однажды вдруг показалось даже, что наоборот, мы проиграли…
- Да вы что? И когда же это было?
- В субботу, 13 марта. Я пришёл в штаб рано утром, а там тишина и покой, и народу нет – ни одного человека. Как будто машина работала, работала и замерла. Кончилось топливо.
- Ругались?
- Да нет, конечно. Просто расстроился и поехал домой.
- А из-за чего расстроились?
- Подумал, что чего-то недосмотрел, недоделал…
- Лично вы? Не ваши штабисты?
- Да. Я стараюсь во всех ситуациях понять прежде всего, что упустил, где недоработал сам. И в штабе у нас сложились по-настоящему дружеские отношения, поэтому никакой ругани в помине быть не могло. Только досаду почувствовал. Нет, не досаду даже, а опустошение…
- А потом?
- Через полтора часа, когда я вернулся в штаб, он уже кипел, как муравейник. Оказалось, что ребята накануне просто разошлись поздно, и всё идет по плану.
- А вы вообще человек настроения или нет? Что-то мне не доводилось слышать ни от ваших друзей, ни от ваших врагов о влиянии вашего настроения на ход событий?
- И тем не менее я человек настроения. Но – хорошего настроения. И настроение это редко меняется. Несмотря ни на что.
- Уж не поэтому ли практически на всех предвыборных фотографиях вы улыбались – во все, что называется, 32 зуба? По-американски?
- Да мне самому не нравились эти фотографии – из-за их нарочитости какой-то, парадности. Но по жизни я действительно скорее улыбчив, чем хмур. Это моё естественное состояние.
- То есть вы не мизантроп?
- Скорее наоборот: я люблю людей – всех. И не боюсь в этом признаться, потому что люди должны относиться друг к другу с любовью и уважением!
- Вы и в Бога тогда верите, наверное?
- А это ваши читатели тоже должны знать?
- Так это у меня дальше подвох будет… Вы же были выдвинуты КПРФ, рьяными материалистами, и представляете, какой может получиться оксюморон, если победивший сторонник коммунистической идеологии окажется нематериалистом!
- А я воспитывался в советское время. Был пионером, комсомольцем и, естественно, вырос атеистом, но Бог для меня есть добро и живет во мне.
- А крестик не носите?
- Не ношу. Хотя сам – крещен, в детстве еще. И один из сыновей у меня крещен – так получилось. Я помогал восстанавливать церковь в Усть-Куде, и настоятель храма отец Сергий предложил крестить сына и жену…
- Противоречивость характера у вас, значит, присутствует?
- А разве для русского человека противоречивость не нормальна? Ведь противоречивость дает нам возможность перескакивать через некий предел восприятия, через обыденность, позволяет не бояться того, чего боятся другие народы, и находить такие решения, которые другим просто не под силу. Именно в противоречивости, как мне кажется, истоки чудес, которые русские могут творить на войне и в мирной жизни.
- Лежать на печи, а потом – бац, встать и совершить и подвиг?
- Можно и так, конечно. А можно, по вашей терминологии – бац, и изменить жизнь к лучшему. Если бы мы, те, кто живет в Иркутске, не были бы противоречивы, нам бы надеяться-то не на что было: всё плохо, и мы это заслужили. Однозначно! Но мы все-таки надеемся и обязательно изменим жизнь в городе к лучшему.
- Вашу победу на выборах многие считают как раз ярким примером чуда. Или, как минимум, примером некоего «щелчка» в сознании горожан. А у вас в сознании за это время что-нибудь щёлкнуло? Сами для себя открыли что-нибудь, поняли?
- Да, конечно. Было, например, открытие из разряда разочаровывающих… Когда те, в кого я верил, на кого рассчитывал, начали работать против меня!
- Почему?
- Кто-то объяснил всё интересами собственного дела, кто-то – давними договорённостями, кто-то – еще чем-то. И при этом все они по-прежнему хотели остаться друзьями, просили понять их… Я называю это эффектом Аладдина. Помните, как в фильме:
- Убей меня!
- Не могу, я твой друг!
- Так пойдем со мной?
- Не могу, я – раб лампы!?
Вот такие примерно диалоги были и у меня с ними.
- А что порадовало? Ведь порадовало же что-нибудь?
- Очень порадовало то, что много людей, о симпатиях которых я даже не догадывался, вдруг взялись помогать мне и моей команде. Пусть порой тайно помогать, но – очень активно. Я чрезвычайно благодарен им, и признаю, что сегодняшняя победа – их тоже.
- А в самой избирательной кампании что-то вас удивило, поломало стереотипы?
- Мы настраивались на чрезвычайно жесткое противодействие в отношении нас – быть может, даже на борьбу без правил. И все мне говорили, что выдвижение на выборах ставит под сомнение будущее моего бизнеса: будет давление, будут угрозы. Более того, предполагалось, что будут угрозы физического воздействия на меня и моих соратников… Ничего подобного не было! Хулиганские выходки имели, конечно, место, но без этого не обходится ни одно мало-мальски значимое мероприятие. А вот действий, способных повлиять на бизнес, не было. И это означает, что мы живем в иной ситуации по сравнению с той, какая была еще, казалось бы, недавно, несколько лет назад. Что-то меняется в стране, в городе – пусть не кардинально меняется, но процесс, как говорится, пошёл. И это здорово обнадеживает в преддверие тех задач, которые нам предстоит решить!
- Вот о задачах… Неужели вы всерьез планировали победу и изучали, как реально можно изменить городское хозяйство? Многие полагают, что ваша предвыборная программа – это обычный экспромт и ничего больше. И что ваш нынешний поход во власть рассматривался изначально лишь как своеобразная разминка перед выборами в Государственную думу…
- Я уже говорил, что изначально не был уверен в победе «на все сто». Но если скажу, что не мечтал победить, это тоже будет неправдой.
- Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом?
- Плох тот человек, который чувствует, что способен на большее, но не мечтает сделать это большее. Человек обязан мечтать!
- Но вот я где-то прочитал, что вы упомянули о некоем общественном долге мэра, о необходимости служения на этом посту… Я подобных слов не слышал от местных политиков и чиновников лет 10. Вы действительно так относитесь к этой работе?
- Да, так. Работа мэра мне интересна именно с этой точки зрения, с этой позиции – что можно сделать для общества, для города в целом? Это, если хотите, другая по масштабу задача по сравнению с теми, что я решал до сих пор.
- А зачем вам город в целом? Здесь живет масса людей, которые не заслуживаются того, чтобы им кто-то служил.
- Не согласен. В Иркутске живет масса других людей – тех, кто не верит, что жизнь здесь может измениться к лучшему. И когда-то я, мои друзья и партнеры, наши семьи мечтали, что в идеале хорошо бы уехать куда-нибудь на остров и обустроить его так, как хочется, как надо – чтобы не было бардака, грязи и прочего. Однако со временем пришло понимание, что остров – это из разряда фантастики, это лишнее, когда в наличии реальное место и условия жизни. Почему какой-то остров, а не Иркутск – город, который я люблю?
- Любите Иркутск? Да за что, помилуйте?
- Не знаю, честно не знаю. Я сравнивал Иркутск с другими городами, и зачастую это сравнение было не в пользу Иркутска. Но тут ситуация опять, как в фильме – «Любовь и голуби»: «Кака така любовь? Вот здесь жжёт – дышать невозможно! Вот тебе и любовь!»
- Так Иркутск не безнадежен разве?
- Да что вы такое говорите! Сами же упомянули о чудесах, которые случились на этих выборах. Но вот насколько это чудеса? Может быть, это закономерности, которые раньше мы просто разглядеть не смогли? И по-настоящему иркутяне не так примитивны, не так ленивы, не так бесталанны и равнодушны, как считалось в последнее время…
- Это правда: считалось, что городским властям сильно не повезло с горожанами. Быдло, мол, редкое!
- Горожане уже доказали, что они точно не быдло и что им точно надоело, как к ним относятся так называемые элиты, власть. Так, может быть, сейчас самое время рассчитывать, что городское сообщество готово к серьезным переменам, что оно их примет и будет активно в них участвовать? Я и моя команда, во всяком случае, рассчитываем.
- И последний вопрос… Если не секрет, почему вы, Виктор Иванович, так поздно пришли в политику?
- А что такое поздно или рано? Все должны пройти свой путь, и он у каждого разный – у кого-то длинный, у кого-то короткий. Я собирался начать политическую карьеру еще в 2000 году, но произошло…
- Чудо?
- Называйте, как хотите, но я встретил девушку, которая затем стала моей женой. Меня захлестнули чувства, мысли о политике ушли куда-то далеко-далеко, я занялся воспитанием сына. А если любовь вносит коррективы в судьбу, это ведь правильно, не так ли?!
Спрашивал Антон Закорецкий
"Байкал24"
впервые опубликовано в журнале