Котоводство

Фильм Никиты Михалкова "Утомленные солнцем - 2" вызвал широкий общественный резонанс. Казалось бы, раз есть государственные деньги, есть великий режисер, есть благодатные темы патриотики и Великой войны - что еще надо, чтобы слепить шедевр. Но шедевра, как раз и не получилось. Сегодня мы предлагаем нашим читателям познакомиться с одной из многочисленных рецензий на фильм. Ну, а смотреть его или не смотреть, решайте сами.

Воскрешение героев, убитых в "Утомленных солнцем",— это, конечно, подсознательная метафора декларируемого Никитой Михалковым воскрешения большого советского кино. Но воскресить — что героев, что стиль — никому не по силам, считает корреспондент "Власти" Михаил Трофименков.

Старое кино было большим не потому, что его мэтры денег не считали, а массовка исчислялась полками и бригадами. За ним стояли большая идеология и большие коллективные чувства. Большой штат редакторов следил за вменяемой архитектоникой фильма, консультанты — за элементарной достоверностью.

Ничего этого не осталось. Советское кино не то что не воскресить — не сымитировать. Михалков верит, что владеет высоким стилем. Но художественный язык в "Предстоянии" — жаргонная смесь газетных штампов, комикса, трэша, лубка, суеверия, выдаваемого за веру, то инфантильного, то казарменного юмора и воплей, связанных магическим словом "блядь", произносимым героями в минуту сильных потрясений, да еще с вклинившимся пением цыган, зашедших, кажется, из другого фильма.

Воскрешение стиля — метафора, но по экрану ходят не метафоры, а персонажи. Зрители, плакавшие над судьбой расстрелянного Котова (Никита Михалков), его умершей в лагере жены, сгинувшей в детдоме крохи Нади (Надежда Михалкова) и даже Мити (Олег Меньшиков), Мефистофеля, провокатора и самоубийцы, вправе чувствовать себя оскорбленными: зря, что ли, плакали? И изумиться: чем ужасен Сталин, если даже одну семью извести не смог?

Коли герои бессмертны, не стоит бояться за них на войне: убьют — снова воскреснут. Только одна странность объяснима: почему Сталин и Берия не ведали, что Котова не сгинула в лагере, а вышла за их доверенного палача Митю. Да потому, что Котова из конспирации сменила лицо: вместо Ингеборги Дапкунайте ее играет Виктория Толстоганова. Так бесстыдно меняли актерские лица главным героям лишь в сериалах.

Видение войны в "УС-2" — чистый сюрреализм. Оставим в стороне вопиющий штрафбат из урок и окруженцев под Москвой в ноябре 1941-го: штрафбаты созданы в июле 1942-го для офицеров, осужденных за уголовные преступления. Не будем спрашивать, куда исчезли из РККА политруки и ориентировался ли лицом на Мекку, прервав политзанятия, сын расстрелянного муллы, пробравшийся в ряды кремлевских курсантов.

С историей и в первых "УС" не все клеилось, но неправду деталей компенсировала условная правда мелодрамы: у любовного треугольника свои законы. Но "УС-2" не мелодрама, а вроде бы эпос, трагедия, историческая фреска, немыслимая без героя с большой буквы, совершающего поступки. За три часа экранного времени Котов поднял танк за дуло и едва не упустил "языка", Надя "показала сиськи" умирающему танкисту Дормидонту. Нам просто предложено считать их героями и сопереживать им.

Их единственное отличие от человеческой биомассы на экране — то, что они дожили до конца фильма. Загоняя в безвыходные ситуации, Михалков спасает их при помощи чуда. Надя в открытом море, вцепившись в плавучую мину, беззащитна перед маньяком-летчиком, охотящимся за ней. Но стоит помолиться, как у самолета кончается горючка, и он падает в море. Бомба пробивает купол церкви, но, зацепившись за что-то, терпеливо ждет, пока Котов выбежит на улицу. Православие здесь не идеология — сценарная отмычка.

Никто больше чуда не заслужил. Мост с беженцами и ранеными подорвал тупой сапер по вине тупого командира. Пароход, на котором эвакуировали партархив, состоящий почему-то из бюстов Сталина, подорвался на родной, возможно крещеной, мине. "Штрафникам" не выдали оружия, загнав в окопы с неизвестной науке целью.

Немцы только немного помогают этим самоубийцам, да и то, если их спровоцируют. Население целой деревни сожгли живьем по вине изнасилованной оккупантами мстительницы. Летчики лювтваффе так уважали Женевскую конвенцию, что заставить их разбомбить баржу с ранеными стоило самим раненым немалых усилий. Режиссер хотел пробудить патриотические чувства. Это ему удалось, но, судя по всему, чувства ударят именно по его видению войны.

Говоря о фильме, Михалков снисходительно хвалит "Спасение рядового Райана", противопоставляя "ихнюю" и "нашу" войну. "УС-2" лучше сравнить с "Индианой Джонсом": полет Индианы в холодильнике из эпицентра ядерного взрыва кажется достовернее, чем спасение Котова от бомбы. Разгневавший патриотов пьяный космонавт в ватнике, при помощи гаечного ключа и какой-то матери чинящий орбитальную станцию, в "Армагеддоне" (1998) — это ж памятник советскому воину-освободителю по сравнению с дебилом-штрафником из "УС-2", приторочившим к спине дверь. Очевидно, бронированную: от 40-тонного танка она его уберегла.

Лубочность не вяжется с воцаряющейся во второй половине фильма атмосферой анатомического театра, который только порнографией смерти и можно назвать. Экранные кишки на гусеницах танков и лопающееся от ожогов лицо не бывают не только настоящими, но даже убедительными, особенно в промышленном количестве.

Это даже не натурализм. Обвинения в натурализме снимает один-единственный план: Надя раздевается перед Дормидонтом, тот умирает, пустив кровавые слюни. Как выглядит тело санитарки, представить не трудно. Зима, гарь, вывороченная земля, чужая кровь, мыться негде, девушки спят, неделями не раздеваясь, волокут на себе тяжеленных мужиков. А тело Нади — розовое, только что из бани. Чудо, однако.

Если мясная лавка — главное выразительное средство, которое, как и чудеса, должно скрыть провалы фильма, дело с режиссером плохо: творить образы, сочинять характеры, вызывать эмоции он не способен. Актеры, даже если стараются, как Евгений Миронов, фильм не спасут. Как чистенькое тело Нади обессмысливает натурализм, так и образ офицера, отчетливо понимающего — не выжить, убит долгим монологом Миронова, обличающим Сталина. Монолог поизносит человек с таким ранением, при котором не то что говорить — мычать от боли невозможно.

Сергей Маковецкий — офицер СМЕРШа, тихо сходящий с ума от тоски по погибшей жене,— как бы отступил от фильма на полшага. Тихое безумие маленького человека пугает, в отличие от истерик и гримас, которыми подменят эмоции его коллеги. Но и он вынужден нести сценарную чушь о Котове, который уже полтора года воюет в призрачном "штрафбате" и решительно пресекает робкие попытки столь же призрачного "СМЕРШа" освободить его и даже наградить.

Актеры умеют темнеть лицом от горя — Михалков темнеет усами. Эмоциональный строй эпизодов определяется переменой их цвета. В счастливых воспоминаниях, во сне, где он унижает Сталина, в сцене с "языком", которого наказывает за побег шутливой поркой, усы теплого, пшеничного цвета. Когда Котову плохо, они чернеют.

Если у актера нет усов-хамелеонов, в его распоряжении выразительные средства перистальтики. Считается, что к фекальному юмору склонны не совсем созревшие подростки. Но камера в "УС-2" так же подробно, как кровавые кишки, смакует мочу, растекающуюся по брюкам напуганного Митей директора пионерлагеря, и голую задницу немецкого пилота, гадящего на баржу с ранеными. Образ акробатической задницы объясним лишь подсознательной ассоциацией, возникшей у режиссера между словами "ас" и английским "ass" (задница). А пиетет немцев перед Красным крестом выдуман только для того, чтобы оправдать эту задницу на экране: бомбить нельзя, так хотя б нагадим.

Второй — кондитерский — образный ряд фильма еще инфантильнее. Котову снится, что он вдавливает лицо Сталина в шоколадный торт. Курсанту, выбежавшему из окопа навстречу танку, который ошибочно принял за советский (и пули в спину от командира за такую детскую непосредственность не побоялся), немец швыряет плитку шоколада с портретом Гитлера. Упоминается, что до ареста лик Котова печатали на конфетных коробках. Для этого он вообще-то должен был быть легендарным маршалом типа Блюхера, но вопрос о прототипах сценаристам в голову не пришел.

Реакция авторов на недоумение, вызванное фильмом, предсказуема: подождите, в "УС-3" мы объясним, почему у Котова вместо левой кисти — стальная перчатка с выдвижными когтями. Но объяснить все, что наворочено в "УС-2", можно только одним манером. Сказать, что под немецкими бомбами Котову только приснилось, что он проснулся, а все последующее — лишь его горячечный сон о грядущей войне.



"Байкал24"