Геннадий Башкуев: "У нас в Бурятии все обо всем знают, но… молчат"

10 вопросов члену Союза писателей России, лауреату Государственной премии Бурятии в области литературы и искусства, члену Союза журналистов России, заслуженному деятелю искусств Бурятии Геннадию Башкуеву

- Честно говоря, вы бросаетесь в глаза своим внешним видом: суровым глазом смотрите из-под кепки. Кое-кто даже упрекает вас в неуживчивости и пессимизме. Ваши герои не всегда поступают красиво и трудно понять, на чьей вы стороне. «Мне достаточно известности», - говорили вы, не соглашаясь на интервью. «Я хотела, чтобы на страницах был тот, кто несет свет и знание. Тот, кто мыслит», - сказала я в трубку, считая разговор оконченным. Пауза. И вы согласились. И ждали меня полчаса. Ради того, чтобы нести «свет и знание»?

- Я - не душка. Но я умею признавать свои ошибки. Человек не может состоять из одних добродетелей. "Если человек не пьет и не курит, то поневоле задумываешься: а не сволочь ли он" - писал Чехов. Вся история литературы и религии зиждется на признании факта существования темной стороны человеческой личности и на необходимости борьбы с ней. Я не уверен, что красивая, приличная девушка не возьмет себе, скажем, 5 тысяч рублей, забытых кем-то. А человек маргинальный, пьющий может оказаться лучше ее. Человек должен быть всегда в процессе борьбы со своей темной стороной. В момент самоуспокоенности темное захватывает человека, и однажды в критической ситуации может взять над ним верх. Литература, в отличие от религии, ненавязчиво призывает к борьбе со своей темной стороной. Я не люблю пафос. Я даже придумал такой прием - снижение пафоса. Высокие понятия - любовь и прочее - я стараюсь внушить ненавязчиво. Поставить зрителя перед выбором, погрузив в обычную, приземленную ситуацию. Так, я думаю, можно заложить гуманные истины. Сейчас же есть много писателей-постмодернистов, которые стоят не на позициях гуманизма. Но я считаю, что писатель может быть сложным и неприятным человеком, может злоупотреблять алкоголем, но важно только то, как он преподносит свою реальность. Я воспитан на гуманизме русской литературы. Может, это пафосно, но писатель должен находиться там, где есть страдание.

- Говорят, плох тот журналист, который не мечтает стать писателем. Зная, что по профессии вы журналист, скажите, как вы стали писателем-драматургом?

- Драматургом меня признают в Москве, только не в Улан - Удэ. Вступал я в Союз писателей России как прозаик за повесть "Прощай, мой Боливар". Я и сейчас считаю себя прозаиком. А начинал я как журналист. После окончания факультета журналистики Иркутского госуниверситета работал в разных изданиях. Но однажды, как говорится, преодолел страх чистого листа. Стал писать, и нашлись люди, которым это понравилось. Владимир Митыпов, известный писатель, прочел тогда мою повесть «Пропавший» и до сих пор почему-то считает ее лучшим из всего, что я сделал. Именно он сказал: "Надо писать". Если бы не это одобрительное слово, возможно, я бы и не стал писателем. А пьесы я стал писать с подачи театроведа, выпускника ЛГИТМиКа ныне покойного Анатолия Политова. Он поверил в меня. И я начал с одноактной пьесы для самодеятельного коллектива просто с целью подработать. Пьесу "зарубили", несмотря на высокую оценку Политова. Сказали: "Да кто он такой, Башкуев?". Тем не менее с 1986 года на сцене театра бурятской драмы было поставлено 15 моих пьес.

- Раньше профессия писателя была окружена ореолом элитарности. Сегодня очень многие с легкостью называют себя писателями. А кто такой настоящий писатель?

- Быть писателем - это жестокая судьба. Не только его самого, но и его близких, кто делит с ним горечь простоя, когда не публикуют, когда нет средств к существованию. Если можешь не писать - не пиши. Ты делаешь штучный товар и не должен претендовать ни на какие гонорары. Сейчас в Союзе писателей Бурятии около ста членов. Не может быть так много писателей! Это значит, что кто-то не писатель. Но у нас еще с советских времен сохранилось стремление числиться писателем. Это на Западе, узнав, что ты писатель, тебя постараются утешить, мол, ничего, все еще образуется. Сегодня звание писателя девальвировано. Но отличие истинного писателя от графомана в том, что он всегда сомневается. Графоман же доволен всем, что написал, все сделанное им гениально или на уровне. А великие писатели до последних дней сомневались в своей способности писать. Вспомните хотя бы Гоголя.

- А какова судьба настоящего писателя в провинции?

- В основном судьба печальна. Существовать писательством сейчас невозможно. Это в советское время, если ты вошел в обойму, тебе полагался мощный социальный пакет. У членов обкомов не было того, что было у членов Союза писателей СССР. В начале перестройки двадцать писателей из СССР отправились в Америку. "Вы все писатели и зарабатываете только этим?" - спросили там. И, услышав утвердительный ответ, спросили: "И такой строй вы хотите разрушить?". Я вступил в Союз писателей России в момент, когда даже на удостоверения денег не было.

Сейчас всё рухнуло. Но в рынке есть своя правда. Многие, кто мог не писать, бросили писательство.

- Всем известны имена тех, кто пишет и процветает: Шилова, Донцова, Маринина и т.д. К их творчеству вы как относитесь?

- Такая литература и раньше была в России. Есть попса, а есть высокое искусство. К тому, что кто-то зарабатывает деньги подобным образом, отношусь спокойно. Одна из зачинательниц полицейского романа в России, Александра Маринина, была возмущена тем, что, попав в писательскую тусовку, не встретила должного уважения. Хочется сказать: "Вы имеете миллионные тиражи, гонорары, оставьте нам хотя бы право самим решать, кого нам уважать". У нас в Бурятии дурновкусию тоже есть место. И эти люди тоже в тренде.

- Скажите, как автора, всегда ли вас удовлетворяли постановки ваших пьес в бурятских театрах?

- Нет. Единственным режиссером, который, я считаю, смог даже улучшить то, что я сделал, стала Баярма Жалцанова. Спектакль назывался "Танцующий призрак". Пьеса и спектакль - две большие разницы. Некоторые пытаются судить о пьесе по спектаклю и начинают критиковать, мол, Башкуев расслабился. К счастью, мои пьесы ставят другие театры России. За последние пять лет у меня пять премьер - от Биробиджана до Таганрога. В том числе была постановка на московской сцене - в Центре драматургии им. Михаила Рощина. Ирина Григорьевна Мягкова, председатель московской секции театральных критиков, и другие ведущие критики страны высоко оценили мою пьесу "Чукча". С их стороны я всегда встречаю поддержку, в то время как здесь кто-то всегда пытается сделать себе имя, ругая мое творчество.

- Поэт в России больше, чем поэт. О чем сейчас вы хотите сказать миру?

- В пьесе "Чукча" я говорю о проблеме ксенофобии. За нее я удостоился звания лауреата на всероссийском конкурсе "Авторская сцена". Пьеса была сразу поставлена, но мне сразу сказали, что судьба ее будет сложной. Даже те, кто опубликовал пьесу в сборнике, ощутили давление. При этом здесь меня обвиняют в том, что я избегаю каких-то тем. В прошлом году я буквально выжил. Как художник, я откликаюсь на то, что считаю актуальным. В своей книге "Письма с окраины империи" я говорю о том, что мы не извлекаем уроков. Позвоночник вертикали власти окостенел. У нас в Бурятии все обо всем знают, но… молчат. Нападать на меня проще, чем открыто в Москве заявить: проблема ксенофобии существует. Один самодеятельный театр попросил у меня пьесу "Чукча" для постановки. Я согласился. С них мне денег за это не надо. Так же было и с пьесой "Ракушка" в Братске.

Каков, на ваш взгляд, герой нашего времени?

- Герой нашего времени - человек в камуфляже. Его носят и охранники, и силовики, и те, кто не принадлежит ни к тем, ни к другим. Это наследие периода локальных конфликтов - 90-х годов. В подсознании сидит, что именно силой и связями можно вырвать рубль. Надо надеть камуфляж и тогда всякий будет с тобой осторожней.

- А если была бы возможность, жителем какой страны вам легче всего было бы себя представить?

- Англии. Я хорошо знаю английский. Мне близок дух гражданского общества. Однажды сюда приезжал английский этнограф Джон Стюарт. Что-то случилось с переводчицей и меня попросили ее заменить. Пока мы общались, он решил, что я родом из одного из лондонских кварталов. Я старый битломан. Кофе, наушники и музыка Пола Маккартни - так я работаю и не отвечаю на звонки. Когда-то еще в советское время я думал уехать. Может, и надо было. Думаю, что мог бы писать на английском языке... Вспомнилось, что в начале писательской деятельности меня поддержали бурятские писатели. Я извинялся, что не пишу на бурятском. Они, смеясь, говорили: «Уж лучше ты хорошо пиши на русском, чем плохо на бурятском». Но английский я чувствую изнутри. Мне сны иногда на английском снятся.

- "Не хорошо болеть, но хуже всего болеть и умирать с мыслью, что ничего не останется после тебя на свете", - говорил Белинский. Как вы относитесь к этому суждению?

- Это больная тема (вздыхает). Я уже далеко не мальчик. Но жизнь прокручивается так быстро, что в душе ты ощущаешь себя мальчиком, но тебе уже более полувека. Я - пожилой мальчик. Я пытаюсь бороться с депрессией. Иногда так трудно дожить до утра. Хорошо тем, кто верит, что жизнь лишь этап в цепи перерождений. Да, я недоволен, что сделал мало. Останется ли во времени то, что я сделал? Афиши и пьесы забудутся. Ну, что ж… Есть люди, которые остаются одним рассказом. Писатель должен обладать талантом и бойцовскими качествами. Против него весь мир, и тысячи томов того, что написано до него. Что еще ты можешь сказать миру? Эта мысль убивает. И многие писатели, может, более талантливые, чем я, сломались на этом. Тебя могут обругать местные "законодатели мод". Но если ты чувствуешь, что ты писатель, ты должен идти дальше. Писатель не должен жаловаться на жизнь, ведь он может сказать миру о своей печали иначе. Как когда-то Теннесси Уильямс в "Трамвае "Желание" сказал о том, что лучшие люди - хрупкие, совестливые, тонкоорганизованные - не могут жить в капиталистическом мире. И потому эта пьеса бессмертна.

Фото Дмитрия Алтаева: «Никто никогда не видел меня в галстуке. Я не говорю, что это плохо. Но мне хочется быть естественным», - говорит Геннадий Башкуев.