Погода
Профессор Владимир Глаголев около сорока лет преподаёт на кафедре философии МГИМО. Среди его учеников – журналист Артём Боровик, министр культуры России Владимир Мединский, бывший епископ Читинский и Забайкальский Иннокентий и другие известные россияне. Являясь одним из ведущих российских религиоведов, Владимир Сергеевич в начале июня приехал в Читу, где принял участие в международном симпозиуме специалистов в области религии. В перерыве между докладами, он рассказал читателям «Забмедиа.Ру» о том, какой должна быть национальная идея, и кто выходит на оппозиционные митинги.
Владимир Сергеевич, что привело вас – человека, родившегося в стране воинствующего атеизма, – к изучению религии?
- Во-первых, мой дед, Михаил Алексеевич Глаголев, до 1925 года был священником в тульском селе Синегубово. От своих убеждений он никогда не отказывался, а внучке Свете на вопрос «Почему ты веришь в Бога?» говорил: «Изучай математику и всё поймёшь». Во-вторых, я вырос в учительской семье, заточенной на воспитательской работе, и мне хотелось просветить верующих. Казалось, эти люди просто что-то недопоняли, и если им всё грамотно втолковать, они станут «полноценными» гражданами советского общества. Ещё я жаждал общения с «живыми» людьми, ощущения реальной жизни, и всесоюзное общество «Знание» давало мне такую возможность, организуя поездки с лекциями в отдалённые уголки нашей Родины.
Остались у меня и детские воспоминания, связанные с религией. Так, моя бабушка Мария Николаевна, истовая в своём отношении к евангельской проповеди, всегда учила нас заповедям. А во время эвакуации она дала обет: если Володя выживет, обязательно его окрещу. Я, как видите, выжил и был крещён в тульском храме Всех Святых.
Сейчас вы верите в возможность «переучить» религиозных людей? И не изменилось ли ваше отношение к религии?
- Я сейчас понимаю, что объяснять верующим актуальность теории Дарвина наивно. Более того, я принадлежу к православной культурной традиции, и переход в традицию другой религии для меня невозможен, поскольку православие – часть моих культурных приоритетов, связанных с семьёй, Родиной, детством. Я убеждён, что есть сферы, где невозможно знать и можно только верить. В моей жизни были события, которые, кроме как вмешательством иных сил или промыслом, объяснить нельзя.
Какие, например?
- В юности я попал под речной катер и выплыл из-под него. У меня были, казалось, случайные встречи, к лучшему изменившие мою жизнь. Расскажу об одной. Один из моих студентов, чьё имя хорошо известно в России, спустя 35 лет после окончания университета подарил мне четырехкомнатную квартиру. Прежде мы с женой и тремя детьми ютились в однокомнатной. Естественно, его никто не просил об этом.
Что вы понимаете под «православной культурной традицией»?
- Со времён Сергия Радонежского православие – главная нравственная доминанта России, сочетающая византийские традиции и славянские верования дохристианской Руси. Логика православия, в отличие, скажем, от протестантской логики, непоследовательна. На бытовом уровне она допускает ситуацию «молишься и грешишь», главное в которой – покаяние. Исповедовался – и вновь всё с чистого листа. В других религиях это не столь выражено. Отмечу и особо тёплое отношение православных к Богоматери. Ну и, конечно, оптимизм, позволивший этой религии выжить в самых тяжёлых условиях.
Вы разделяете понятия «вера» и «Церковь»?
- Конечно. Больше того, в силу своей профессиональной деятельности достаточно информирован о реальной практике людей, служащих в Церкви. «Вера» и «Церковь» – понятия взаимодействующие, но несовпадающие. В Церкви есть люди, недостойные возложенной на них миссии. Они далеки от нравственных идеалов той веры, которую проповедуют, в силу своей слабости, неосмотрительности или головокружения от внешних статусных успехов.
Вы согласны с утверждением, что Русская Православная Церковь стремится занять в современной России место, которое в Советском Союзе занимала КПСС?
- КПСС была неоднородна. В ней были как романтики, чьи взгляды были сформированы революционными образами и, прежде всего, коммунистическим «евангелием» - книгой Островского «Как закалялась сталь», так и прагматики. Последних не привлекали идеи жертвенности и лозунги «Раньше думай о Родине, лишь затем о себе». Они руководствовались клановыми соображениями, властными выгодами и шкурными интересами. И если кому-то из церковных сановников придёт в голову смоделировать роль РПЦ в жизни государства по образу и подобию КПСС, пусть он трижды задумается над 1991 годом, когда в присутствии Горбачева Ельцин подписал указ о запрете деятельности компартии на территории России. К тому же усиление роли Русской Православной Церкви может привести к тому, что перед талантливыми представителями других конфессий или атеистами просто закроют двери.
Какой должна быть идеология современной России? И нужна ли она вообще?
- Когда у государства нет идеологии, оно может опираться только на насилие. И власть либо усиливает репрессивные меры, либо организует систему общественных связей на идеологической основе. Вслед за Александром Исаевичем Солженицыным главной национальной идеей современной России я считаю сбережение народа. Это сложная задача, включающая решение массы экономических и социальных проблем большинства россиян. Только когда люди почувствуют заботу государства, произойдёт переход на новый этап развития, произойдёт подлинная, содержательная модернизация. Добавлю, не надо забывать: государство существует благодаря народным средствам, душам и, как это порой бывает, телам. Государству пора вернуть долги своему народу! С 1917 года руководители России давали много обещаний, которые пора выполнять. Сохранение же status quo приведёт к дальнейшему отчуждению власти от народа.
Не являются ли массовые митинги оппозиции демонстрацией этой отчуждённости?
- Среди оппозиционеров есть люди, получившие организационные, кадровые и финансовые возможности и желающие не просто пополнить властвующую элиту России, но и потеснить ее. Они хотят перераспределить позиции влияния и переключить на себя финансовые потоки. Есть и те, кто видит топтание на месте и пробуксовки нынешнего руководства страны. Эти люди хорошо владеют информацией и знают опыт Запада, где общественные организации десятилетиями выбивали для граждан те свободы, на которые мы сегодня равняемся. Но я верю, что силовые структуры нашего Отечества настолько крепки и организованны, что никакие собрания не в состоянии подорвать вертикаль власти, непрерывно укреплявшуюся с 1991 года.
Вы в Забайкалье не в первый раз?
- Нет, впервые в Чите я побывал в 1997 году на «Иннокентьевских чтениях», организованных моим студентом, епископом Иннокентием, бывшим тогда забайкальским архиереем. Мне очень понравилась атмосфера дружеского общения священнослужителей и интеллигенции, царившая на том форуме. Всё было свободно и содержательно.
К слову, что для вас «интеллигенция»?
- Интеллигенты - это образованные люди, живущие интересами общества и по мере своих сил способствующие утверждению принципов добра, справедливости и культуры. В отличие от интеллектуалов, интеллигенты осердечивают умственную работу. Для них главное – гуманизация общества.
Владимир Сергеевич, какие у вас впечатления от нашего края? Как оцениваете его научную жизнь?
- Забайкалье – регион очень просторный. Я чувствую здесь бескрайность природы и цепкость людей, сумевших сделать эту землю средой своего обитания. И забайкальцы могут гордиться тем, что до сих пор живы, вопреки природным и другим факторам. У меня много читинских друзей, работающих в сфере философского и политологического знания. Мне нравится их желание трудиться, реализовывать свои возможности. Люди здесь растут на глазах. Исследования местных религиоведов, к примеру, вполне соответствуют столичной планке, и это радует. Значит, физическая оторванность от центра пока не сказалась на общем уровне знаний, что вселяет веру: сильные духом забайкальцы пройдут и через эти времена.
Илья Баринов
