Дулмажаб Жамсоева: “Я — воин духа!”

Разные живут люди на планете. Но каждый из них пришел на эту землю ради какой-то важной цели, какой-то миссии. Я недавно в этом уверилась еще больше, поговорив с удивительным человеком, доброе имя которого известно не только в Забайкалье, но и далеко за его пределами. Три часа мы смотрели друг другу в глаза и говорили, говорили… Мы даже не заметили, как пролетело время. И очень жаль, что многое так и осталось недосказанным.

Накануне своего юбилея гостем нашей редакции стал необыкновенный человек — заслуженный работник культуры РФ, лауреат премии Правительства РФ в области культуры, первый заместитель министра культуры Забайкальского края Дулмажаб Дашицыреновна ЖАМСОЕВА. Ее главная профессия — нелегкое редкое дело — режиссура театральных массовых представлений. Таких мастеров, как Жамсоева, в нашем крае нет. Она одна такая в Забайкалье — масштабно и неординарно мыслящая, непредсказуемая, энергичная, стильная, патриотичная и вечно молодая женщина-режиссер с неповторимой судьбой.

“Дочь танкиста не плачет!”

— Дулмажаб Дашицыреновна, нам известно, что главному делу своей жизни вы учились в столице. Как так получилось, что молодая девчонка из бурятской деревушки и вдруг сразу в Москву? Почему не в Читу или Улан-Удэ, а прямиком в столичный культурный институт?

— За это я должна благодарить отца. Потому что он меня так воспитал: несмотря ни на какие преграды, добиваться того, чего очень хочешь. Папа был смелым и решительным человеком. Когда ему было 16 лет, шла война. И он, деревенский мальчишка, добавил себе два года и в 1943-м уехал на фронт. После окончания войны молодых солдат домой не отпускали и перебрасывали служить на Мурманский флот. И он с 1945-го по 1949-й годы был на флоте. Во время службы заболел ностальгией по родине и очень хотел вернуться домой. Пожилой доктор, служивший вместе с ним, заметил папину непреходящую ностальгию и подписал все необходимые медицинские документы, благодаря которым отец вернулся в родную Урдо-Агу. Папа был настолько необычен, то ли от того, что молодой ушел на войну и вобрал в себя какую-то необыкновенную культуру взаимопомощи и самопожертвования ради мира на земле, то ли просто был по своей природе уникальным человеком. Он играл на гармошке, плясал чечетку, был таким красивым, что в него влюблялись и старые, и молодые женщины, даже мои одноклассницы. Он был многодетным отцом. Нас в семье было 9 детей. Я — самая старшая.

— Кем ваш отец был по специальности?

— На войне — танкистом и связистом. В мирное время работал водителем. Был замечательным техником с золотыми руками. Он из рода кузнецов — из рода дарханов. Когда я в детстве падала духом, он всегда мне говорил: “Дочь танкиста не плачет!” Всегда воспитывал нас патриотами и внушал, что “Родину надо любить!” Я думаю, что, наверное, неслучайно мне выпала честь создавать театральные представления на стадионе СибВО к таким священным датам, как 50-летие, 55-летие, 60-летие и 65-летие Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Папа глубоко заложил в мою душу семя Победы. Эти крупные проекты я готовила с большой гордостью и радостью, что выступала в них в качестве автора сценария и режиссера.

Пока училась в школе, папа всегда говорил, что высшее образование необходимо приобретать в столице. После пятого класса я за отличную учебу была направлена в “Артек”. Это было 40-летие “Артека”, и мне повезло петь в хоре “Пионерия” под руководством Дмитрия Кабалевского. Помню, к нам тогда Юрий Гагарин приезжал на праздник. Все эти события меня здорово вдохновили, и я окончила школу с одной четверкой. Училась равно на “отлично” и по математике, и по русскому языку. Два моих педагога уговаривали меня поступать в Читинский пединститут — либо на литфак, либо на физико-математический факультет. Для нас, бурят, живущих в округе, пединститут считался авторитетным вузом, и я с одноклассниками после окончания школы поехала в Читу на литфак.

— А как же Москва?

— Не знаю, что на меня нашло в Чите, но я, так и не сдав документы в приемную комиссию, не поставив родителей в известность, поехала в аэропорт и на имеющиеся деньги купила билет на московский рейс. Я полетела в столицу на свой страх и риск. У меня не было там никаких знакомых, и денег хватило только на билет в одну сторону. Я иногда думаю, что, наверное, пошла на это потому, что на меня повлиял “Артек” и патриотические рассказы отца про войну… Взяла и полетела в Москву.

Вообще, судьба так странно складывается. Получилось так, что в самолете я разговорилась с мужчиной, который знал земляка и знакомого моих родителей по фамилии Ральдин, жившего в Москве и работавшего на радио. Я была юная девочка с красным бантиком на голове. Привыкла быть отличницей. В школе была комсоргом. Вся такая боевая. И, видимо, для меня ничего особенного не было прилететь в Москву и поступить в вуз. Незнакомый мужчина, сидевший рядом со мной в самолете, заметил, что я вся в волнении. Для него я была просто ребенком. Он забеспокоился, как я смогу выстоять в этом мегаполисе одна, и привез меня к Ральдиным. Они жили в Москве в Давыдково. Привел к ним в квартиру и говорит: “Вот ваша землячка!”. У них такие удивленные глаза были! Но они обрадовались. Ральдин в то время работал на центральном радио на Монголию, а сам выходец из моей деревни. Хорошо знал мою маму. В общем, это нонсенс! Такая судьбоносная встреча в самолете! Ральдин обрадовался, потому что я для него была как ласточка из его деревни. Когда узнали, что мечтаю стать артисткой, то мы вместе с ними пошли и подали документы на театрально-режиссерское отделение Московского государственного института культуры. Я всю жизнь благодарна им за гостеприимство.

“Не думайте, что я такая некрасивая…”

— Вы с первого раза поступили?

— Там было 17 человек на одно место. Мне сильно повезло, ведь курс набирал заслуженный артист России Юрий Мальковский — ученик из последней студии Станиславского. Он в то время уже был стареньким, но продолжал успешно работать в театре Станиславского. Я ему ужасно понравилась. Кроме того, в приемной комиссии был педагог из Щукинского училища — вахтанговец Валентин Вершинин и еще один не менее важный человек — Олег Кузнецов, ученик Марии Кнебель, специалиста по современной режиссуре. Это были сильнейшие педагоги разных направлений.

Перед входом в класс, в котором проходил творческий конкурс, висело объявление, где было указано, что в первую очередь педагоги обращают внимание на внешность абитуриентов. А у меня на глазах — ячмень. И снизу, и сверху. Глаза практически закрылись. Я, с бантами, в коротком платье, захожу в класс и с волнением говорю: “Здравствуйте! Вы не думайте, что я такая некрасивая…”. И они засмеялись.

“У меня глаза не такие, как сейчас. Это я здесь заболела”. Я хотела сказать, что я вообще-то красивая. А они хохочут.

В итоге я выполнила этюд, и мне предложили сочинить оперу “Балет”. Они, конечно, обалдели от того, как я выполняла это задание. Ну, представьте: на рояле играет аккомпаниатор, я под эту музыку танцую, а потом говорю пианистке: “Вы как-то плохо играете, медленно и долго, а мне надо быструю музыку”. В общем, приемная комиссия посчитала меня харизматичной и зачислила в ряды студентов. Потом в течение года аккомпаниатор преподавала у нас сцендвижение и все время мне припоминала: “Жамсоева, ты помнишь, как ты мне на вступительном экзамене сказала, что я плохо играю? Меня чуть не уволили из-за тебя”.

Дела у меня шли хорошо. Мне сразу же дали место в общежитии. Я училась на “отлично” и получала большую стипендию — 55 рублей. В то время билет на самолет от Москвы до Читы стоил 41 рубль, и на оставшиеся 14 рублей я покупала подарки родным. С Ральдиными долгое время поддерживала дружеские отношения. В декабре прошлого года мне удалось побывать на 80-летнем юбилее нашего института, где я выступала на ученом совете от забайкальской культуры в качестве первого замминистра.

Если говорить об учебе, то я всю жизнь повышала свой профессиональный уровень. Когда работала педагогом в училище культуры, то время от времени ездила на курсы повышения квалификации в столичные города. В Ленинградском государственном институте музыки, театра и кинематографии (в знаменитом ЛГИТМИКе) училась у профессора Игоря Иосифовича Кацмана.

— Каково вам было обратно возвращаться в Забайкалье с московским дипломом?

— Поскольку это был столичный вуз, то распределение было в Москву и Московскую область. Как и полагается, меня распределили режиссером народного театра во Дворец культуры нефтехимиков, который располагался в городе Воскресенске Московской области. После получения диплома я должна была работать там. Съездила туда, посмотрела общежитие, познакомилась с руководством Дворца и по телефону сообщила родителям эту новость. Получив диплом режиссера и оставив вещи в общежитии, я решила провести лето с родителями, а в сентябре приступить к работе в Московской области. И вот летом отдыхаю у родных и вдруг получаю приглашение на работу от начальника управления Комитета культуры Читинской области Нины Курбатовой. Она меня вызвала и спросила, могу ли остаться работать в Чите.

Я сказала, что хочу работать там, где есть народный театр, и подумываю вернуться в Воскресенск. Для меня работа режиссера народного театра была наивысшей мечтой. Тогда Нина Владимировна предложила мне, не глядя, ткнуть пальцем в карту Читинской области и поехать создавать где-нибудь с нуля народный театр. Я знала, что мои родители не хотели, чтобы я возвращалась назад в Московскую область, и решила принять предложение Курбатовой. Ткнула пальцем в карту и попала в село Тупик Тунгиро-Олеминского района. Когда сообщила родителям, что отправлюсь работать в эвенкийский район, отец схватился за голову и сказал, что я сошла с ума. Но я никого не слушалась — я же режиссер! И это было начало моей карьеры.

В Тупике получила свою первую режиссерскую категорию. Там был народный театр, в котором играли люди разных возрастов и профессий. Через год за мной приехал мой друг Бато, забрал меня в Читу, где мы с ним поженились. На работу устроилась в театр чтеца режиссером народного театра, который действовал при Доме художественной самодеятельности. В первый же год меня заметил известный деятель искусств Вячеслав Толкалин, и на первом же областном театральном конкурсе мой театр стал лауреатом. Потом были победы и в других творческих состязаниях, но уже в других регионах. Новым этапом моей жизни стала работа преподавателем режиссуры и актерского мастерства в областном училище культуры. Там я 25 лет подряд преподавала основы сценарной драматургии, актерское мастерство. Получается, что я всю жизнь занимаюсь режиссурой.

— А в школьные годы вы проявляли себя как режиссер?

— Класс у нас был удивительный, все ребята были талантливыми. В 10-м классе я поставила балет “Спартак”. Музыку переписала на магнитофон с радио “Маяк”. Костюмы пошили, лампочки в красный цвет перекрасили. Школа от моего балета была в шоке. Педагоги мне всегда потом говорили, что такого больше не повторилось. Но самое смешное, что я тогда толком даже не знала, что такое профессия режиссер.

— Вам не приходилось жалеть о том, что в свое время Нина Курбатова убедила вас остаться в Забайкалье?

— Я ей благодарна. Потому что я люблю свой край. Сегодня стало модно говорить о том, что необходимо развивать патриотизм и толерантность. В этом плане забайкальская культура преуспела раньше всех. Посмотрите, сколько внимания мы уделяем традиционной культуре разных народов Забайкалья. Многие забайкальцы стремятся выучиться где-то и вернуться на свою родину, чтобы здесь пригодиться. Убеждена, что необходимо возвращать знания своей земле и своему народу. Я рада, что владею родным языком. Для меня самой настоящей школой жизни была работа на Читинском телевидении, где я 15 лет вела передачу “Сагай амисхал”.

“Не позорь свой род!”

— С чего все началось?

— Передача “Сагай амисхал” существовала на ГТРК “Чита” еще до моего прихода. Ее создавали замечательные агинские журналисты, но когда в Агинском открылось свое телевидение, то у них уже не было возможности продолжать этот проект, приходилось много работать на местной телестудии. Это как раз были 90-е годы. Председатель ГТРК “Чита” Ефим Маликов очень хотел сохранить передачу и пригласил меня на работу. Сказал, что ему нужен режиссер и в то же время человек, который владеет бурятским языком. Привел меня на телевидение мой друг и учитель тележурналист Эрнест Хавкин. Во время разговора с Маликовым я сказала, что не знаю бурятского языка. Но Ефим Борисович был неумолим и попросил меня подготовиться к первому эфиру, который должен был состояться через два дня.

“Ничего не знаю, учи язык, потому что ты нам подходишь по всем параметрам!” — как отрезал Маликов.

Я, конечно же, начала изучать язык, хотя всю жизнь дома мы говорили на бурятском и школу я национальную окончила, но все это был бытовой язык, а нужен был литературный. Когда мама посмотрела первую передачу, она меня сильно ругала: “Не позорь свой род! Учи язык!” И я стала по ночам читать книги на бурятском, погружаться в культуру, историю своего народа, заново открывая для себя свой родной бурятский язык. Я как будто окуналась в чистый родник с аршан-водой.

В то время многие буряты не знали языка. И передача “Сагай амисхал” за 15 лет существования сыграла важную роль в возрождении бурятской культуры. За это надо сказать великое спасибо Маликову и всем тем, кто стоял за этим проектом. Над “Сагай амисхалом” работала большая талантливая команда ГТРК “Чита”. Мы делали передачи, которые работали на возрождение языка, традиций, обычаев. В то время я впервые выдавала в эфир интервью с духовенством и знакомила телезрителей с религиозными службами. Благодаря этому народ для себя открывал какие-то новые шлюзы. Когда отработала 15 лет, меня пригласили на работу в министерство культуры края. Мне пришлось уйти и с телевидения, и из училища культуры.

— В каком году забайкальцы всем миром стали праздновать Белый месяц?

— В Чите впервые Сагаалган был проведен в 1989 году. У истоков зарождения Белого месяца стояли активисты — люди бурятской национальности, проживающие в Чите. Однако специалисты культуры сыграли огромную роль в становлении праздника традиционным. В этом году мы его отмечаем в 22 раз. Каждый год Сагаалган претерпевал изменения. Сначала это была эйфория — мы радовались каким-то даже маленьким успехам: вот кто-то что-то по-бурятски сказал, а вот буряты вышли и ехор сплясали. Потом орбита увеличивалась, и сегодня мы столкнулись с этапом не столько возрождения и сохранения, сколько с восхождением на другую вершину. Сегодня в министерстве культуры края Сагаалган заложен во все планы и программы. Все мероприятия, связанные с Белым месяцем, носят патриотический характер. Когда мы приезжаем на запад, на какой-нибудь семинар и рассказываем о Сагаалгане, то там все об этом говорят, как об инновации. А у нас эти инновации на каждом шагу. Сегодня при министерстве культуры края также успешно работает совет по казачьей культуре. Его целью является сохранение казачьих традиций. Достаточно серьезно занимаемся мы и сохранением культуры семейских и многих других народностей. Причем эти инновации мы закладывали еще 30 лет назад, когда всей нашей сегодняшней министерской командой работали в училище культуры преподавателями. С министром культуры Галиной Петровной Сыроватка мы уже 30 лет совместно занимаемся этим общим патриотическим направлением.

Культура — это войска

— Какова сегодня роль культуры в современной России?

— Считаю, что культура выполняет одну из самых важных идеологических функций в государстве. У культуры в распоряжении имеется огромный творческий арсенал, мощное оружие и непростые секреты мастерства. Любое мероприятие несет в себе заряд нравственно-духовного воспитания и информационно-просветительскую задачу. Важно зародить в душах людей любовь, добро, красоту и гармонию. Сегодня культура — духовная оборона, нравственный щит страны! У забайкальской культуры уникальный лик, очень патриотичный и отличный от культур других регионов России.

И не дай Бог, чтобы сюда проникли волнения, подобные московским трагическим событиям. Нам нельзя этого допустить! И поэтому мы первые, которые воюют. Я всем говорю (даже своим родным братьям): я — воин духа. Культура — это войска, а работники культуры — воины духа! Наша главная задача — защищать душу человека, оберегать нравственность от негативных асоциальных явлений современного мира: алкоголизма, наркомании, этнического экстремизма. Нынешний год объявлен губернатором Годом инвестиций, и министерство культуры запланировало краевой форум “Бизнес и культура”.

— Какая вы в обыденной жизни?

— Я ужасно люблю читать, сочинять, шить, вязать, рисовать и готовить. А еще очень люблю строить и командовать строителями. Под моим руководством и по моим эскизам они построили дачу, баню, красивую беседку и многое другое. Иногда коллеги надо мной смеются, потому что у меня всегда сумка тяжелая. Там всегда есть: отвертка крестовая и простая, ножик, стеклорез… Галина Петровна всегда говорит: “Жамсоева, ты незаменимый человек!”. Вот куда-нибудь едем, кто-то спрашивает: “Где взять нож?” И тут же можно услышать: “Так у Жамсоевой!”. Это у меня с детства. Мама всегда ругала за то, что у меня во всех кармашках были шурупчики. Я же дочь водителя. Когда была маленькая, вместе с папой ремонтировала машину, подавала ключи. Мама всегда удивлялась, как я разбиралась в номерах ключей.

— Ваш день рождения всегда совпадает с Сагаалганом и великим православным праздником Сретением Господнем. А пользуетесь ли вы услугами астрологов?

— Нет. И знаете почему? Я не сторонник такого фанатического использования, потому что у меня такое ощущение, что когда человек слишком увлекается астрологией, то перестает видеть свои силы. Прежде чем создавать тот или иной новый проект, я задаюсь вопросом: “А угодно ли это Богу?”. И чаще всего получаю положительный ответ. Потому что культура несет особый свет в души людей. Нужно дать им надежду, зарядить их оптимизмом, надеждой, верой и любовью.

А еще меня всегда в моем творчестве почему-то преследует РАДУГА. Когда какие-то большие мероприятия готовлю, то всегда над стадионом во время генеральной репетиции идет дождь и радуга встает. Когда она в очередной раз появляется, я знаю, что все будет хорошо! Поэтому решила свой юбилейный творческий вечер назвать “Радуга над Вселенной”. Он пройдет 26 марта в театре национальных культур “Забайкальские узоры”.

— Вы не хотите издать сборник своих сценариев?

— Очень хочу, но пока не успеваю этим заняться.

— Что бы вы могли посоветовать мальчишкам и девчонкам, мечтающим стать режиссером?

— Режиссура — это мужская профессия. Всем кажется, что надо быть таким супертемпераментным. Ничего подобного. Это лед и пламень. Режиссура — это, прежде всего, логика и арифметика. Когда пишу сценарий, отмечаю для себя, что в этом месте зритель должен заплакать, а здесь надо, чтобы он засмеялся. Ведь творческий процесс сложен тем, что он тебя поглощает целиком. Все твои чувства, мысли, явь и сон посвящены только рождению проекта. Это безумно трудно, но я всегда помню заповедь учителей: “Трудное сделать легким, легкое — привычным, привычное — радостным, радостное — прекрасным!”. При рождении и воплощении этноспектакля “Забайкалье — сокровищница веков” мне приходилось пользоваться этой истиной. Также я всегда помню заповедь Станиславского: в творческом процессе должна присутствовать “перспектива завтрашней радости”, то есть движение к успеху! И в своей управленческой деятельности всегда пользуюсь всеми режиссерскими методами. Ведь режиссер — это управленец. Он трехголовый. Тем, кто мечтает связать свою жизнь с режиссурой, я бы посоветовала побольше читать и учиться, учиться, учиться…

— Судьба подарила вам немало ярких незабываемых встреч с интересными людьми. Кого вы считаете своими учителями?

— У меня была удивительная мама. Она из рода, который в двух поколениях был раскулачен и репрессирован. Вначале моих прадеда и прабабушку сослали в Красноярский край. А затем бабушку Лхаму сослали в Иркутскую область на станцию Зиму вместе с моими тогда восьмимесячной мамой и дядей. Бабушка очень радостно уехала в ссылку, надеясь встретиться со своими родителями в Красноярске. Она в ссылке умерла голодной смертью, когда маме исполнилось три года. Перед смертью наказала маминому 14-летнему брату, чтобы он отвез свою сестренку в Агинский дацан, где служил их дядя — Хамбо-лама Гомбоев. И мой дядя с трехлетней девочкой со станции Зима на поезде добрались до Читы. Он рассказывал, что на перроне они встретились с какой-то русской офицерской семьей. Эти люди стали просить дядю отдать им девочку на воспитание. Но он не отдал, потому что хотел исполнить наказ матери. Потом им встретились цыгане, которые тоже просили дядю отдать им маму. Но в итоге цыгане дали им еду и посадили детей к какому-то буряту на телегу, с которым они доехали до Агинского.

Хамбо-лама определил маму в семью Гомбоцыреновых, у которых не было детей. Вскоре мамин приемный отец ушел на войну и погиб. А ее приемная мать во время войны умерла. И 14-летняя девочка опять осталась сиротой. Моя мама была удивительно грамотной, тонкой. Я всегда поражалась ее вкусу. У нее был богатейший бурятский язык. Несмотря на то, что мы росли в многодетной семье, мне кажется, у нас дома была какая-то необыкновенная аура, всем было комфортно дома. Мама нас учила интеллигентности, она хотела, чтобы мы все получили высшее образование. Эта ее светлая мечта осуществилась, и все 9 детей имеют высшее образование. Мои главные учителя — мама и папа.

Я очень благодарна многим людям, которые встречались мне на разных этапах жизни, — школьным и институтским учителям, и в том числе читинским журналистам Ефиму Маликову, Аде Забелиной, Иде Файерштейн, Эрнесту Хавкину, которые многому меня научили. Также я низко кланяюсь и тем простым людям, героям моих передач — чабанам, агрономам, трактористам, дояркам, сельским работникам культуры, врачам… Я всю жизнь у них учусь. Для меня эти люди — родные по душе, единомышленники, потому что мы живем на одной земле в необыкновенном краю. И не зря я назвала одну из рубрик “Сагай амисхала” — “Забайкалье — золотая моя колыбель!”. И это, действительно, так!

Ольга Стефанович